Охота за головами
Дискуссии о стратегии развития ИТ-отрасли в России окончены: бизнесмены и государство пришли к общему знаменателю. Дело за малым: поменять несколько законов, реформировать систему ИТ-образования и определиться с ролью страны в мировом разделении труда. В одном местечке поспорили два еврея.
Спорят-спорят: Хаим свое доказывает, Мойша — противоположное,
к согласию прийти не могут. Пошли к раввину:
— Ребе, рассуди, кто из нас прав.
— Ну, говори, Хаим.
Хаим стал объяснять, кричать, доказывать,
размахивает руками, ребе его останавливает:
— Все ясно, Хаим, ты прав. Теперь, Мойша, ты говори.
Мойша стал с жаром защищать свою позицию, кричать, размахивать руками...
— Хватит, Мойша, ты тоже прав, — прервал его раввин.
Рядом стоит мальчик Беня:
— Ребе, как же так? Не может быть, чтобы правы были оба.
— И ты, Беня, прав.
1 ноября правительство России утвердило Стратегию развития отрасли информационных технологий до 2020 года. ИТ-сообщество ахнуло: никто не ожидал, что документ окажется настолько удачным.
Когда Минкомсвязи опубликовало его первый вариант, бизнес и вузы обрушились на него с жесткой критикой. Так, в сентябре Ассоциация разработчиков программных продуктов (АРПП) «Отечественный софт» (объединяет ряд известных российских компаний, среди которых 1С, ABBYY, Аскон, Диасофт, Доктор Веб, InfoWatch, Лаборатория Касперского, «Прогноз», ЦФТ) направила главе Минкомсвязи Николаю Никифорову письмо, в котором отмечала: Стратегия не отвечает целям развития отечественного рынка, содержит противоречия и требует тщательной переработки. В частности АРПП указало: в документе отсутствует однозначное определение ИТ-отрасли и показателей ее развития; Минкомсвязи не фокусируется на развитии российских ИТ-компаний, предпочитая увеличивать объем производства за счет усилий западных вендоров; недостаточно внимания уделяется внутреннему рынку, а вопросам информбезопасности места не нашлось совсем; проект стимулирует укрупнение, а не рост количества компаний на рынке, что приведет к росту коррупции и жесткому недостатку кадров для малых фирм.
В итоговом варианте стратегии практически все пожелания бизнеса и вузов учтены.
— История формирования этого документа мне хорошо знакома, внутри ИТ-коммьюнити Свердловской области судьба отрасли активно обсуждалась на протяжении трех последних лет, — заметила директор по ИТ Уральского федерального университета (экс-министр связи и ИТ Свердловской области) Ирина Богданович. — Многие формулировки, звучавшие на наших встречах, перекочевали в итоговый текст Стратегии. И это очень радостный факт.
Как завещал Петр I…
Мы не считаем нужным пересказывать цели и задачи развития ИТ-отрасли, указанные в Стратегии. Не будем перечислять и все предусмотренные в ней мероприятия (полный текст документа размещен на сайте expert-ural.com). Остановимся на самых общих цифрах и некоторых идеологических моментах.
Как посчитали в Минкомсвязи, объем российского ИТ-рынка по итогам 2012 года достиг 620 млрд рублей (прирост к 2011-му, по разным оценкам, — 4 — 12%). 350 миллиардов приходится на «железо», остальное — услуги и софт. Размер ИТ-отрасли — 270 млрд рублей, при этом производство hardware находится на нуле. Объем российского экспорта в сфере ИТ — 130 млрд рублей (услуги — 78 миллиардов, основные клиенты — страны бывшего СССР; 48 миллиардов — софт). Импорт продукции — 470 млрд рублей (почти 76% рынка). Доля собственного программного обеспечения (ПО) — всего 25%, услуг — 80%. На мировом фоне российский рынок — капля в море: меньше 1%, ИТ-отрасль еще незаметнее — 0,6%.
Идеологически Минкомсвязи делает упор на тиражный софт. Согласно форсированному сценарию, к 2020 году этот сегмент должен прирасти в 3,33 раза (вся отрасль — в 2,3 раза, до 620 млрд рублей). На наш взгляд, ставка верная. Мы уже не раз писали, что родить в России «железное» производство практически невозможно, а индийский вариант заработка на заказной разработке плох из-за крайне низкой добавленной стоимости, отсутствия прав на интеллектуальную собственность и демографических проблем. Хотя мы ни в коем случае не считаем, что эти сегменты нужно забросить.
— Сколько людей, столько и занятий. Если один родился со склонностью к физической работе, нельзя запрещать ему этим зарабатывать, — поддерживает нас замминистра транспорта и связи Свердловской области Сергей Фролов. — С ИТ ровно такая же история. Если большие коллективы на маленькой марже зарабатывают миллиарды, это неплохо. Нельзя говорить, что массовый труд нам не нужен. Я бы предостерег нас от этой однобокости.
— В ИТ, как и во многих других отраслях, существует мировое разделение труда. В сегменте софта наибольшую часть добавленной стоимости формирует инжиниринг, — рассуждает руководитель дирекции стратегического развития ИТ Уральского банка реконструкции и развития Алексей Коваль. — Понятно, что мы не можем заниматься разработкой всего и вся. На мой взгляд, властям необходимо сформулировать приоритетные направления (например, базы данных или биометрические алгоритмы) и целенаправленно стимулировать рост компетенций в этих нишах.
При этом, уверены ИТ-специалисты, к развитию инжиниринга в России необходимо активно привлекать иностранные компании. «Так повелось еще с Петра I», — смеется Алексей Коваль.
— Чем больше в России или на Урале будет рабочих мест, тем больше будет людей, которые работают головой и создают свои проекты, — поддерживает ИТ-продюсер, партнер венчурного фонда Red Button Capital Евгений Шароварин. — Типичный успешный стартапер на Западе — это не выпускник университета, а сорокалетний инженер, который в раннем возрасте провалился, потом поработал в крупной корпорации типа Google или Microsoft, набрался опыта, получил видение и зажег по второму разу. России нужны фабрики по выращиванию таких «дяденек». Без иностранцев тут не обойтись.
… Иосиф Сталин…
Второй идеологический фокус Стратегии — человеческий капитал. И это тоже выглядит логично.— Капитализация компаний сферы информационных технологий заключена не в квотах на добычу нефти, не в размере делянки или мощности прокатного стана, а в головах сотрудников, — констатирует Евгений Шароварин. — Как следствие — развитие ИТ происходит исключительно в рамках развития человеческого ресурса в целом.
Понятно, что главную роль в выращивании человеческого капитала должны играть вузы. «Сегодня в России насчитывается около 300 тыс. программистов, еще 700 тысяч обладают навыками программирования, — пишут авторы документа. — Вузы ежегодно выпускают 25 тыс. специалистов, что не дает достаточной базы для удовлетворения потребностей отрасли в квалифицированных кадрах. При этом только 15% людей, получивших инженерные специальности, пригодны к немедленному трудоустройству в сфере ИТ».
Поэтому средняя зарплата программистов, например, в Екатеринбурге — 41 тыс. рублей, руководителя группы программистов — 62 тысячи (средняя зарплата по городу — 33,5 тысячи).
В Высшей школе экономики и менеджмента УрФУ приводят еще один показатель: только 5% выпускников школ сдают ЕГЭ по информатике. Вместе с тем Николай Никифоров без устали повторяет: «Для стратегического лидерства нашей стране нужен 1 млн программистов (в широком смысле), а не 300 тысяч, как сейчас».
Чтобы достичь этой планки, нужно серьезно модернизировать систему ИТ-образования. Необходимо сформировать непрерывную цепочку — от школ до послевузовского обучения и повышения квалификации преподавателей.
— Когда мы получили первый вариант Стратегии, то предложили закрепить в документе пункт об обеспечении качественным ИТ-образованием студентов не только профильных, а всех специальностей, — добавляет Ирина Богданович. — Только тогда решения, которые будет продуцировать ИТ-отрасль, гарантированно найдут потребителя.
На наш взгляд, у Урала есть все шансы стать центром, кующим ИТ-кадры (наравне с Москвой и Новосибирском). Скажем точнее — шансы есть у УрФУ. Во-первых, этот вуз уже сегодня обладает серьезными компетенциями в сфере информтехнологий (специалистов готовят сразу четыре института — математики и компьютерных наук, радиоэлектроники и информтехнологий, фундаментального образования и физико-технологический).
Во-вторых, УрФУ за последнее время выиграл два важных федеральных конкурса — на софинансирование строительства технопарка высоких технологий (683 млн рублей) и на создание центров прорывных исследований в области ИТ (механизмы господдержки и конкретные мероприятия появятся ко второму кварталу 2014-го).
… и Томас Джефферсон
Последний идеологический момент, на который нам бы хотелось обратить внимание, — изменение законодательства. Если у читателя возник вопрос, при чем здесь Джефферсон, отвечаем: нам нравятся два его афоризма — «законы и установления должны идти рука об руку с прогрессом человеческой души» и «законы пишутся для обыкновенных людей, потому они должны основываться на обыкновенных правилах здравого смысла».Похоже, в области ИТ власти прониклись этими мыслями. Сегодня в правительстве и Думе обсуждаются сразу несколько инициатив. Первая — об уменьшении размера компаний, которые могут претендовать на льготы по страховым взносам (вместо 30% отчислять 14%). Сегодняшнее ограничение — 30 человек, новый законопроект предлагает снизить планку до семи. Генеральный директор компании «СКБ Контур» Дмитрий Мраморов и вовсе хотел бы свести показатель к нулю, поскольку некоторые стартаперские команды состоят из двух-трех человек.
— Эта экономическая мера особенно важна именно в ИТ-отрасли, — уверен замминистра связи и массовых коммуникаций Марк Шмулевич. — ФОТ для большинства ИТ-компаний — это более 60% расходов, для некоторых — 80%. Изначально предполагалось, что льготы для ИТ-бизнеса прекратят действие в 2017 году. Теперь Минкомсвязи предлагает продлить их до 2022-го.
Вторая инициатива — законопроект в области опционов, то есть возможности заранее пообещать сотрудникам долю в компании (подробнее см. «Давай по-английски»). «Это очень сильная мотивация, потому что у всех молодые команды, у всех глаза горят, и наше законодательство, к сожалению, здесь не такое гибкое», — заметил Николай Никифоров.
Кроме того, Минкомсвязи прорабатывает вопрос распространения упрощенки на ИТ-компании с годовым оборотом до 750 млн рублей. Пока возможность воспользоваться такой льготой есть у предприятий с оборотом до 60 миллионов.
Однако и этого недостаточно, считают в уральском ИТ-сообществе. Алексей Коваль: «Банковский сектор очень активно думает о размещении инфраструктуры и данных в облаках, но российское законодательство резко ограничивает подобные возможности. Следующий шаг — разрешение на дистанционное открытие счетов. Все это может дать импульс для развития отечественной ИТ-индустрии».
Генеральный директор компании «Экстрим ПРО» Максим Серебров отмечает, что нужны срочные изменения в законодательстве, касающемся защиты интеллектуальной собственности. Сегодня стартапы, владеющие сколь-нибудь значимыми ноу-хау, стремятся переходить под иностранные юрисдикции, регистрировать головное предприятие в США или Великобритании. Венчуры, которые вкладываются в начинающие команды, хотят защитить свои права, а в России это сделать сложно.
Евгений Шароварин в вопросах защиты венчуров предлагает пойти еще дальше и ввести протекционистские меры. Например, запретить госкомпаниям при наличии отечественного аналога пользоваться иностранной продукцией (в США, например, госкомпании не могут закупать продукцию китайской Huawei). Инвестор, вкладываясь в уникальную технологию, должен понимать, что его риск будет компенсирован хотя бы спросом на внутреннем рынке. Оппоненты замечают: при всей патриотичности такая мера вряд ли будет полезна. Российская ИТ-индустрия пока слаба, перевод стратегических предприятий на наш продукт может сказаться на конкурентоспособности страны. Шароварин парирует: а откуда взяться качественным продуктам, если заказчики все покупают за границей?
На наш взгляд, государство должно задуматься еще над одним моментом — стимулированием предпринимательства, созданием среды, которая толкала бы людей на запуск собственных проектов (за прототип можно брать калифорнийскую Силиконовую долину). Пока с этим туго: судя по последнему глобальному мониторингу Высшей школы менеджмента СПбГУ, 3,8% россиян хотят открыть новое дело, почти половина из них — уже действующие бизнесмены.
— Мечта большинства хороших выпускников вузов — работа в какой-нибудь большой корпорации, желательно государственной, — делится наблюдениями Евгений Шароварин. — Когда у него возникает выбор — стартап или Газпром, он выбирает второе.
Государство старается: мы видим Фонды Сколково и развития интернет-инициатив (якобы создан на деньги частных компаний), РВК, Роснано. Корпорация развития Среднего Урала декларирует 160 инструментов поддержки малого, в том числе ИТ, бизнеса (зачем их столько — загадка для нас). Деньги в основном выделяются на условиях софинансирования (стартап должен найти частного инвестора или венчура). Такой подход выглядит правильным: чиновник не является экспертом в ИТ и не может самостоятельно эффективно финансировать стартапы.
Одновременно Сергей Фролов уверен, что власть не должна быть драйвером роста новых компаний, она — такой же заказчик, как и коммерческие предприятия:
— Государство может принести деньги на рынок. Вот и вся его функция. Спрос со стороны власти сформируется только тогда, когда будет что покупать. Продукты должны родиться сами и тут государство вряд ли может что-то предложить, его задача — не мешать. Я думаю, что бюджету логичнее поддерживать не стартапы, а субсидировать заказчиков.
Резюмируем: сегодня с точки зрения развития отечественных ИТ нет ни одного нелогичного или откровенно глупого предложения. Вектор выбран правильный. Теперь все дело в скорости и скоординированности действий заинтересованных сторон — институтов развития, власти, бизнеса и научного сообщества.
Дополнительная информация.
Давай по-английски
Российское законодательство мешает инвестировать в стартапы. Такое заявление сделал директор юридический компании Legal Jazz Роман Фадеев на конференции об ошибках в ИТ-бизнесе FailConf, прошедшей в Екатеринбурге.— Российское право в значительной степени не подходит для инвестиций в ИТ-компании на ранней стадии, особенно если средства вкладывают иностранные организации. Основных причин две. Во-первых, в нашем законодательстве отсутствуют инструменты, позволяющие эффективно защищать интересы венчуров, правообладателей и стартаперов. Во-вторых, оставляют желать много лучшего компетенции российских судов.
Каков выход? Большинство инвесторов, когда речь заходит о какой-либо внушительной сумме, предпочитают англо-саксонскую юрисдикцию. В ней «исповедуют» культ свободы договора. Стороны могут включить в соглашение практически любые пункты, и они будут защитоспособны: суд не станет их оспаривать, даже если такой правовой конструкции не предусмотрено. Простой пример — в США, Великобритании или Канаде компания в обмен на инвестиции может отказаться от реализации какого-либо права, закрепленного в законе. И пути назад нет. Невыполнение условий договора грозит взысканиями. В противовес — в России отказ от законного права не считается юридически обязывающим.
Кроме того, в англо-саксонском праве предлагается ряд инструментов, которые можно и нужно использовать на посевной стадии. Одним из самых популярных является convertible note. Общий принцип: инвестор дает стартапу денег, взамен при наступлении определенного события (например, следующего раунда квалифицированного финансирования) он может либо приобрести акции со скидкой в пределах внесенной суммы (как правило, дисконт составляет 25 — 30%), либо получить определенный пакет ценных бумаг. Помимо этого, существует такое понятие, как valuation cap — условие, определяющее минимальный размер доли, которая достанется первому инвестору. В России на данный момент существует всего два законных способа получить инвестиции — сразу продать долю в компании (по сути — долю того, чего нет) или взять кредит.
Еще один инструмент — опцион. Это право в будущем получить долю компании. При этом держатель опциона может от него отказаться (например, если он потерял интерес к стартапу или не видит перспектив). В России существует только предварительный договор, который обязывает в определенный срок подписать основной договор о передаче доли, он накладывает обязательства на обе стороны. Англо-саксонский опцион — это чек на предъявителя. Существует две его разновидности — call option и put option. Первый дает его владельцу в определенный день по определенной цене право купить актив. Второй — продать.
И два последних инструмента, используемые в англо-саксонской юрисдикции, о которых я хотел бы сказать, — это право принуждения миноритариев к совместной продаже ценных бумаг стратегическому инвестору (drag along right) и «ответное» право миноритария присоединиться к продаже и сбыть пакет по той же цене, что и мажоритарный акционер (tag along right). В России подобные перспективы пока не просматриваются.
Я не утверждаю, что в нашей стране нельзя инвестировать в стартапы и не призываю всех уходить в офшоры. Но если западное право предлагает более удобные инструменты работы со стартапами, а иностранные суды более предсказуемы и стабильны, то почему бы этим не воспользоваться.
По материалам круглого стола «Реализация стратегии развития отрасли информационных технологий в России: первые шаги и перспективы» в рамках конференции «Точки роста экономики Большого Урала».
Организаторы
Соорганизатор
