Русское провинциальное

- Как у вас вообще с искусством в журнале дела обстоят? - спрашивает меня Гельман, пока мы устраиваемся вокруг его огромного старого советского стола в большом полупустом кабинете. Отвечаю: мол, в целом к этой сфере общественной жизни у нас осторожное отношение, руководство редакции пока экономику в приоритет ставит...

- Значит, ничего не понимают, - вздыхает директор музея. - Значит, это наша с вами задача - объяснить значимость искусства. Олегу Чиркунову (губернатору Пермского края. - Ред.) у меня объяснить получилось. Вот недавно Александру Привалову (генеральному директору журнала «Эксперт». - Ред.) минут сорок объяснял. Тоже вроде бы понял...

Жизнь городу
- Марат Александрович, у вас на визитке написано - директор Пермского музея современного искусства. А в интервью Привалову вы сказали, что вы - член команды, которая реализует пермский проект. Должность в команде официально закреплена?

- Нет. Но это действительно команда. Борис Мильграм (министр культуры и массовых коммуникаций Пермского края. - Ред.) - генеральный менеджер, я - идеолог. И еще много людей, которые этот проект реализуют.

- Проект - «Пермь - культурная столица»?

- Это слоган, а в проекте много аспектов. Главное - нишевая стратегия развития города. В тот момент, когда все пытаются выстроить нормальную жизнь экстраполяцией на себя избитых способов, мы выбрали стратегию ниши. Мы говорим, что Пермь - город, который хочет быть европейским. И мы будем первыми в стране, кто построит нормальную европейскую жизнь.
Надеемся, через некоторое время за нами другие подтянутся. Уже сейчас идут дискуссии в Красноярске, Томске, Сочи - люди обсуждают наш путь. Но мы получим бонус от того, что мы первые.

- Складывается ощущение, что позиционирование Перми как культурной столицы происходит в основном в Москве...

- Когда государство объявляет о своей независимости, это процессы, конечно, внутренние: самосознание, национальная идея, своя армия... Но фактически все беспокоятся: когда же нас признают и кто.

Это невероятная претензия - стать столицей. А у нас это еще усиленно тем, что проект нетипичный. Кому-то он кажется утопическим, хотя с нашей точки зрения он базируется на абсолютно прагматичных основаниях. Поэтому факт признания не только в Москве, в стране, но и по всему миру - часть плана.

- Амбиции Перми - дело давнее, но они ограничивались «местным» уральским уровнем. А сейчас такой скачок.

- Поэтому мы и употребляем слово «проект». Речь идет о том, что это не естественный процесс, а осознанная стратегия, план, заговор, у которого есть старт и движение.

То, что амбиция культурной столицы родилась не в Москве и не в Питере - закономерность. В Москве концентрация людей, способных создать музей, - самая большая, по крайней мере, в России. Но просто хороший функционирующий музей там сделать невозможно: все слишком политизировано. С Питером - отдельная история: город сам - музей, и любая новация мешает ему объективно.

А вот то, что претендентом стала именно Пермь, а не Екатеринбург или Нижний Новгород, - это сумма обстоятельств. В первую очередь - политическая ситуация в крае, во вторую - набор случайностей. К тому же у города было совсем уж отчаянное положение: других источников развития нет. А готовность к переменам очень высока.

- На какой период времени рассчитан проект?

- Думается, нам осталось два с половиной года ручного управления до точки невозврата. Мы же не рассчитываем исключительно на собственные силы - мы рассчитываем на процессы, которые будут происходить в мире, в стране.
Грядут выборы, и мы хотим использовать их как еще один ресурс для того, чтобы дойти до точки невозврата. Потом развитие будет уже необратимо, процесс пойдет сам по себе. Но планирование у нас гибкое - мы идем по пути, которым никто не ходил. Я точно знаю: половину того, что мы делаем, мы делаем зря, а вот которую половину - не знаю.

Мы постоянно завоевываем доверие, а потом его тратим, снова завоевываем и снова тратим. По всем новым направлениям так: с одним начинанием получилось, беремся за новое. Вроде бы и не все понимают смысл новых начинаний, но раз прежние были успешны - доверяют. И весь наш проект на этом построен. Мы не хотим ситуации, когда в какой-то момент мы разведем руками: вот нас не поняли, а мы хотели как лучше, мол, мы тут художники, а там глупцы.

Почему современное искусство
- Почему было решено развивать город за счет современного искусства?

- В искусстве это легче сделать, потому что масштабы по-другому меряются, чем в промышленности или политике. Я часто привожу пример: Пикассо создал произведения искусства, по стоимости сопоставимые со стоимостью Газпрома.

- Грубо говоря, искусство - это дешевый путь?

- Еще и быстрый. Но когда я так говорю, я сравниваю с другими способами запуска развития города. Год назад на экономическом форуме в Перми я сделал доклад на очень прагматичную тему «Зачем городу музей современного искусства». Прописал в нем выгоды, которые не касаются современного искусства как такового, но касаются города, в котором такой музей появился.

Доклад самого Чиркунова назывался как-то вроде «Пять ключей к будущему», и культура была одним из ключей. Современное искусство с точки зрения большой политики (впрочем, как и все остальное) - инструмент. Важный момент: сами деятели искусства никогда об этом не задумываются, да и не обязаны. Я могу использовать картину Ван Гога в качестве ширмы. Станет ли она от этого хуже? Не станет. Я могу сделать выставку «Амазонки авангарда» в Нью-Йорке (прошла в 2000 году. - Ред.), пригласить президентов Путина и Клинтона на открытие, они нормально поговорят, решат какие-то свои вопросы. Станет ли от этого выставка политизированной? Не станет.

- В чем выгода использования этого инструмента?

- Выгодоприобретателем в городе может быть кто угодно. Например, туристический бизнес Кёльна ожил после того, как появился Музей Людвига. Произошла простая вещь: сначала был просто Кёльнский собор, на который все ездили смотреть. Но Европа маленькая: приехал, посмотрел, уехал. А появился еще один музей, и цепочка удлинилась - туристы стали оставаться ночевать в городе, в десятки раз увеличилась наполняемость гостиниц. Музей поднял целую отрасль в городе, хотя сам, продавая билеты за 10 евро, денег не зарабатывает.

- Но галерея Марата Гельмана - бизнес-проект, инструмент зарабатывания денег.

- Да, но с одной разницей. В кризис меня спрашивали, как падение в экономике повлияло на художественный рынок. Меньше всего. Ресторан или завод, которые не приносят прибыли, закрывают, они владельцу не нужны. А галереи открывают люди, желающие заниматься искусством. И для них это способ добывать деньги, чтобы им заниматься.

Да, галерея - это бизнес, который в 90-х годах был либо очень маленький, либо убыточный. А с 2001 - 2002 годов это стало приносить нормальные доходы.

- А пермский музей возможен как бизнес-проект?

- Не знаю ни одного музея, который был бы бизнесом. Обычно экономика музея строится на трех примерно равнозначных источниках: поддержке местной власти, спонсорских привлечениях на организацию выставок и деньгах, которые он сам зарабатывает. В некоторых успешных случаях доля собственных доходов может достигать половины бюджета, как в музее Гуггенхайма.

Причина в том, что музей не может перепродавать. Основная экономическая функция музея в том, что он произведения искусства с рынка произведений искусства переводит на рынок обслуживания свободного времени. Поэтому он является, скорее, мощным катализатором других социальных и экономических процессов.

Для тех, кто против
- Не секрет, что в ваш адрес раздается много критики. Основной ее тезис: идет насаждение московского культурного
процесса, а местный затаптывается.

- Не согласен. Вот фестиваль документального кино «Флаэртиана», например. Он здесь был и остается, а мы помогли ему усилиться. То же касается фестиваля этнической музыки «Камва», театрального фестиваля «Дягилевские сезоны». Думаю, что все живое и интересное, что здесь есть, получает дополнительную энергию от того, что Пермь становится столичной площадкой.

У скептиков сейчас только две заметных позиции. Первая - позиция председателя Пермской гражданской палаты Игоря Аверкиева. Грубо ее можно назвать скептицизмом человека, который сам пробовал, но у него не получилось. Это нормально, но я не думаю, что это конструктивная критика. Вторая позиция - отрицание писателя Алексея Иванова. Мне очень хочется, чтобы оно дало какой-то серьезный результат. Он занял абсолютно естественную для нашей страны позицию писателя-почвенника: в прошлом все было хорошо, а в будущем - все грозит быть плохо; все местное - хорошо, а все привозное - плохо. Думаю, что существование такого агента почвенничества - благо. Надеюсь, будет какой-то содержательный диалог, в котором и мы сможем корректировать свои действия. Например, именно Иванов навел нас на идею музея археологии, который мы будем делать в следующем году. Скорее всего, он будет располагаться в здании бывшего железнодорожного вокзала Пермь 1.

Часто уровень аргументации критиков очень низок: нам постоянно говорят, мол, нужно было развивать Пермскую художественную галерею вместо того, чтобы делать новый музей, потому что это наше пермское культурное наследие, а не непонятное привозное современное искусство. Так сходите в галерею, уважаемые, и посмотрите: Васнецов, Верещагин, Айвазовский, Репин - кто из них пермяк? Возьмем Пушкинский музей: Пикассо, Матисс, Гоген - они что, москвичи? И даже пермская деревянная скульптура - она же не пермская, а всего уральского региона. Просто собрал это все пермский искусствовед Николай Серебренников и привез в Пермь, тогда это стало пермской деревянной скульптурой. Культурное наследие формируется не по месту прописки автора, а по месту создания феномена - наши критики этого просто не понимают. И таких моментов непонимания довольно много.

- Еще есть мнение, что ваши проекты - дорогостоящие, а многим местным финансирование сокращают. Например, полтора года назад четыре пермских театра перевели с регионального уровня на муниципальный, и объем бюджетных дотаций у них уменьшился.

- Я в этих вопросах не совсем компетентен, в таких решениях не участвую, но протранслирую комментарий Чиркунова. Он говорит, что лично просмотрел все документы и удостоверился, что по плану на 2010 год ни одно культурное учреждение в крае не получит денег меньше, чем раньше.

- Также критике подвергается ваше стремление сделать из Перми площадку для иногородних театров, мол, местных притесняют.

- Конкуренция, конечно, усиливается. Но ведь и возможностей сколько появляется.

Вот, например, в Москве сейчас проходит третья Московская биеннале современного искусства, туда приедет восемьсот критиков со всего мира. Галерея Марата Гельмана не входит в программу биеннале, но при этом она делает специальные мощные и качественные проекты, на которые приходят посмотреть эти критики. Для нас это огромный плюс: ни одна галерея не может потратить столько денег, чтобы пригласить на свой вернисаж 800 международных критиков. А тут пожалуйста: произошло мощное международное событие, и мы стали бенефициарами.

Так и в Перми. Возьмем театральный фестиваль «Территория», например (см. «Экспорт культурной революции», «Э-У» № 38 от 5.10.09). Я лично здесь видел минимум четырех театральных суперкритиков. Сделай спектакль, подготовь к этому времени премьеру и пригласи туда этих критиков.

Главное, что я хочу сказать ратующим за местное. Есть два города, которые серьезноповлияли на московскую художественную сцену 90-х годов, - Ростов и Одесса. Московский концептуализм на треть состоит из Одессы, а из Ростова вышла целая плеяда сильных художников. А приедете сейчас в Ростов или Одессу - провинция и полный упадок. Эти города вырастили своих местных, отдали их Москве, а в результате ничего не получили.

Поэтому если ты создаешь площадку, то и свои таланты удерживаешь, и привлекаешь со стороны. В конце концов, главная задача министерства культуры - не обслужить пермский союз художников или театралов, а обеспечить качественный досуг всем пермякам. И если для этого требуется, чтобы были приезжие, - пожалуйста. Главное, чтобы было куда приехать.

Каприз художника
-Вам лично этот проект зачем?

- До того, как я попал в Пермь, я уже достаточно долго не понимал, чего мне делать дальше, и страдал от этого. В 90-е годы галерея была всей моей жизнью, я был востребован.
Сейчас она может работать без меня: в последние два-три года я тратил на нее неделю в год. А другие проекты, которые я пытался затевать, были как-то меньше моего имени. Вот и получалось, что мне удобнее и выгоднее стало просто стричь купоны со своей работы в 90-х годах.

В Пермь я приехал в первый раз в качестве каприза художника - это был декабрь 2007 года. Сергей Гордеев (сенатор от Пермского края. - Ред.) тогда затевал проект, хотел, чтобы десять великих художников сделали десять знаковых объектов в Перми. Приглашенный Илья Кабаков выставил кучу условий, в том числе, что без меня он тут не появится, вот и пришлось сделать одолжение другу. С Кабаковым тогда ничего не вышло, да и сам проект как-то ушел в небытие, но зато мы с Чиркуновым зацепились. Потом я был в качестве друга (мы с Гордеевым давно дружим) и в качестве привлеченного специалиста, когда мы делали концепцию музея.

Когда я нащупал идею «Русского бедного», я понял, что нащупал очень важное. Содержание этой выставки - реальный нерв современного русского искусства. Она повлияет на развития культуры в дальнейшем. У меня за всю жизнь таких выставок было только две. Думал так: получится музей или не получится, но я должен сделать проект «Русское бедное» просто как выставку. А после успеха выставки, когда стало понятно, что весь проект «Пермь - культурная столица» будет не просто преодолением провинциальной косности, а интересной новаторской работой, и вокруг тебя будут единомышленники, я уже стал заниматься этим проектом как собственным.