Презумпция невиновности

Обсуждение спектакля вылилось в столкновение. Драку заказывали? Бой шел, естественно, не кулачный, а интеллектуальный: похлеще будет. Столкновение вызвал «Дядюшкин сон», привезенный в Екатеринбург на XI Всероссийский фестиваль «Реальный театр» из Перми. «Если целью была провокация, то она достигнута», - констатировали критики. Много раз воплощавшаяся на сцене повесть Достоевского подана экстранеординарно. Происходившее на сцене отсутствием логики напоминало фантасмагорию сна. Элементы антиутопии: послемирность, планета Кин-дза-дза; соц-арт в виде физкультурницы в белых трусах; дамы в буклях проносят красные флаги; пол усыпан то ли зерном, то ли горохом, а сверху время от времени на головы сваливаются мешки мусора. Сам же дядюшка, почему-то оформленный под Владимира Ильича в скафандре, пребывает в огромном стакане, наполненном водой... «Очень искусственное искусство», «симулякр» - вот приемлемые из тех оценок, которыми был награжден спектакль. Понять подобное оказался способен лишь один из критиков - Лев Закс, профессор, ректор Гуманитарного университета. Наверное, он может понять вообще все. «Спектакль - вызов замшелой, привычной рациональности. Пощечина общественному вкусу. Мы живем в мире, сдвинутом по фазе, и эта сдвинутость была нам продемонстрирована». Постановка Театра-Театра среди 19 спектаклей-участников фестиваля оказалась самой спорной. На нелицеприятном обсуждении Борис Мильграм сидел, закинув ногу на ногу, и поглядывал на негодующую публику свысока. На сей раз он находился не в недавней роли министра культуры, и не в нынешнем статусе заместителя председателя правительства Пермского края. Он - режиссер. У него - творческая неприкосновенность. Творец имеет право ничего не доказывать: все, что хотел, он сказал спектаклем.

Без вины виноватые

В одиннадцатый раз (с биеннальной периодичностью) в Екатеринбурге прошел фестиваль «Реальный театр». Наблюдая как минимум половину его жизни, я всегда сравниваю настоящий с предыдущими. «Реальный-2011» резко вырос качественно. Это объясняется, во-первых, изменением формата. Олег Лоевский, автор, идеолог, организатор и единственный отборщик, раньше пропускал через фестивальный фильтр и непроверенные другими «оценщиками» работы, лишь бы в них присутствовал поиск. Большинство участников последнего фестиваля уже замечены и отмечены. Во-вторых, назвался «Реальным», будь им, то есть отражай театральную действительность. В ней же четко определился вектор - на подъем, причем по всем главным показателям: формальным, содержательным, материальным и к-театру-отношенческим. Об этом и поговорим подробнее.

Формальное пиршество. «Дядюшкин сон», по предложению редактора «Петербургского театрального журнала» Марины Дмитревской, можно снять на пленку, распечатать покадрово и наслаждаться красивыми картинками. Осязаемая формальность присутствует и в спектакле екатеринбургского ТЮЗа «Без вины виноватые». Режиссер Григорий Дитятковский соединил высокий градус условности и накал истинных чувств. Форма спектакля самодостаточна и рождает новые смыслы. Режиссерская идея о зыбкости границы между правдой и вымыслом великолепно воплощается в пластичной игре Светланы Замараевой.

Противоположный край «торжества формы» - ее видимое отсутствие. В постановке омского «Пятого театра» о захвате заложников на Дубровке - «Осколки памяти» - на сцене лишь три красных кресла. На их фоне участницы событий произносят свои исповеди: шахидка, потерявшая мужа на чеченской войне, врач скорой помощи, помогавшая раненым, и женщина, находившаяся с семьей в захваченном театре.

Тенденция эстетического минимализма при использовании энергетически мощного материала нашла предельное воплощение и в спектакле гостей из Франции «Макбет. Комната страха». Ни перемещений, ни жестов, работает только звук: музыка, шумы, удары сердца и, самое сильное выразительное средство, человеческий голос.

Фестиваль продемонстрировал бесконечное разнообразие жанров. Никаких вам «просто трагедий» и «просто комедий», это неинтересно. Зато есть «импровизации на тему», «сцены из жизни», «лирический перформанс», «психологический ко-микс», спектакль-концерт и даже спектакль-лекция.

И еще: мне кажется, сегодня возможно осуществление любых или почти любых материальных запросов театра. Забудем слово «бедность», тем более живя в Екатеринбурге и наблюдая роскошество музкомедии да шикарные проекты оперного. А то, что стоимость фестивальных постановок не просто разная, а разнопорядковая, это вопрос не денег, а формы. Так случилось, что в один день демонстрировались два во всем противоположных спектакля: самый дорогой - «Дядюшкин сон» и самый бюджетный - «Казус Послера»: никаких декораций, один артист и даже не в театральном костюме. Спектакль, ставший любимым и у зрителей, и у критиков. Еще раз подтвердилось: связи между материальным и творческим отнюдь не прямолинейные.

Не ищите виноватых

До сих пор в «Реальном театре» я активно высматривала приметы времени. Нынешний фестиваль категорически апеллировал к вечному. «Идиот. Возвращение», «Дядя Ваня» и другие постановки рождали примерно такие (впрочем, тривиальные) мысли. Проходят столетия. Мир меняется. В космос летаем. Компьютеры у каждого. А человек также любит, страдает, ищет, ненавидит, тоскует, разочаровывается, как и много веков назад. Достоевский тотально актуален, а Чехов - просто наш современник.

Российский театр в начале десятых годов XXI века стал очень смелым. Он говорит о том, что в обыденном существовании заключено в зону молчания: о жизни, о смерти, о решении. Чтобы назвать такие спектакли, можно просто переписать фестивальную афишу. «Ничья длится мгновение» (РАМТ, Москва, постановка Миндаугаса Карбаускиса) бесслезно рассказывает о страшном выборе, вставшем перед 17-летним обитателем еврейского гетто: проиграть шахматную партию - значит погибнуть самому, выиграть - отправить на эшафот других; от ничьей же он отказывается сам. «Башлачев. Человек поющий» - концерт на стихи и песни Саш-Баша (Александр учился в Екатеринбурге, здесь его многие помнят) в постановке Руслана Кудашова вырастает в историю столь трагического мироощущения, что гибель становится освобождением. И в спектакле для детей «Привет, Рэй» театра «СамАрт» (Самара) возникает тема утраты, режиссер Анатолий Праудин известен своей концепцией «театра детской скорби».

Черта «Реального-2011»: он много, подробно, талантливо говорит о тяжелом, но никого не осуждает. Не ищите виноватых! Ищите себя. Театр сегодня задает самые важные и сложные жизненные вопросы - и мудро не гонится за ответами. Потому что вопросы, они одни на всех, ответ же у каждого свой. Но велика у человека потребность в универсальном источнике ответов и решений. И тогда раздается это слово-спасение, слово-панацея - любовь. Вот только от себя и в любви не спрячешься...

Любовь во всем виновата

Наверное, создалось впечатление, что «Реальный-2011» - некое подобие исповедальни. Постараюсь его исправить. На сцене - молодые (даже в роли стариков) артисты год назад родившегося санкт-петербургского театра «Мастерская» Григория Козлова. Пьеса Александра Вампилова «Старший сын» подается ими с элементами приятственной ностальгии по милому прошлому их родителей. Сами же они на сцене просто резвятся! Кураж, раскованность, радость от того, что ты артист! Может быть, их мамы и папы и находили в пьесе нравственные терзания, но молодые находят любовь. И кидают ее зрителям. Энергетика возраста, помноженная на творческую составляющую, захватывает зал (в котором, кстати, также наблюдается заметное омоложение в сравнении с прошлыми фестивалями). Театр свежеет на глазах! «Мастерская» полюбилась екатеринбуржцам: и по спектаклю «Идиот. Возвращение», побившему рекорды продолжительности (4,5 часа), а также тонкости психологической нюансировки, и по спектаклю «Старший сын», превратившемуся в настоящий праздник. Глядя на зал, я успокоилась: и у нас умеют аплодировать, не жалея рук.

Прежние реальные фестивали, провозглашая открытость, все же оставались междусобойчиками. Ведь мало распахнуть двери - нужны желающие в них войти. Сегодня желающие есть. Фестиваль продемонстрировал: театр - это те двери, в которые стремится войти пусть небольшая, но, точно знаю, лучшая часть нашего общества. Не только спектакли, но и профессиональные обсуждения привлекали непрофессиональных зрителей: что происходит там, в этом особом мире театра?

...Если позволить заглянуть на театральную кухню человеку постороннему, жесткому технарю, бизнесмену, заводчику, он удивится, не поймет, покрутит пальцем у виска: такие страсти бушуют из-за вещей нематериальных, несуществующих. Из-за чего спорят, выясняют отношения, напрягаются? Не из-за денег, не из-за товарооборота или металлопроката и даже не из-за чужой жены. А из-за чужих чувств, вымышленных поступков, кем-то придуманных персонажей. Реальные хорошие люди искренне мучаются в поисках всего лишь точной интонации, спорят, улыбнуться здесь правильнее или усмехнуться. Что пытаются они поймать? Что-то неосязаемое, расползающееся под пальцами реальности, а схватываемое лишь таким же нематериальным феноменом - вдохновением. Творец всегда прав. До тех пор, пока «злой критик» не доказал обратное. Но и тогда - творец прав...

Дополнительные материалы:

Все во всем виноваты

Лев Додин: «Будущее поколение станет таким, каким его сделаем мы»

Закрывался фестиваль спектаклем «Дядя Ваня» Малого драматического театра - Театра Европы из Санкт-Петербурга. Вообще это была уже другая история. В 2011 году «Реальный театр» соединился с национальным проектом «"Золотая маска" представляет», продемонстрировав силу двух фестивалей.
Постановки Льва Додина в Екатеринбурге бывают чаще, чем сам мэтр: несколько лет назад с большим успехом демонстрировался его эпопейный спектакль «Братья и сестры», Лев Абрамович же последний раз навещал столицу Урала в юношестве. Сегодня он остается одним из самых ярких представителей психологического театра. «Дядю Ваню» можно не смотреть, а «рассматривать под микроскопом», он выписан тонкими мазками при сохранении ясной главной линии. На встрече с журналистами режиссер рассказал о своем желании создать модель театра XXI века:

- Это касается не только построения коллектива, но и помещения. Когда-то Морозов подарил Станиславскому и Немировичу-Данченко практически идеальное здание театра. Я, видимо, плохой пробивальщик материальных идей, но хорошо представляю, каким должен быть современный театр. Здание должно настраивать не столько на развлечение, сколько на сосредоточение. Живой театр совсем не обязательно связан придуманной заранее машинерией, лучше, когда он гибкий: трансформируется в амфитеатр, в другие виды. Традиционно большая часть пространства уделяется зрителю, артистам достается мало. Необходимо же, по меньшей мере, равновесие. Мечтаю о библиотеке, где актеры читали бы, беседовали, просматривали в записи репетиции. Эффективный способ что-то объяснить артисту - показать ему его самого на сцене.

Но театру не надо быть огромным - это разрушает компанию; важно не превратиться в фабрику. Гигантомания - не только российская, но и общеевропейская болезнь. В Великобритании действовал закон, по которому определенный процент национального продукта шел на создание культурных ценностей. Строились роскошные здания, а сейчас остались пустые стены, так как нет трупп. Распределителям финансов непонятно, как можно вкладывать деньги в репетиции, спектакли - в нематериальный процесс.

Театр как энергия - это то, что имеет отношение к духовному пространству людей. Как бы нам ни утверждали, что материальный мир вытесняет нравственный, духовное пространство сохраняется. Оно сужается, заключается в рамки, делается вид, что его нет вовсе, но пока существует человек, оно остается. В театре зритель должен испытать некую страсть.

Тема, которая, на мой взгляд, сегодня особенно актуальна, это вина и ответственность. До сих пор много говорят о проблеме отцов и детей. Одно поколение пытается свалить вину на следующее, а следующее оправдывается предыдущим. На самом деле действует взаимосвязь: все во всем виноваты. Между поколениями существует не столько конфликт, сколько преемственность: и нравственности, и безнравственности. Принять это непросто, легче противопоставить. Сказать, как замечательно жили 20 лет назад, как плохо сейчас (временные отрезки условны). Но если бы 20 лет назад все было в самом деле замечательно, сейчас не было бы так тяжело. Ну а будущее поколение станет таким, каким его сделаем именно мы.

Подготовила Марина Романова