Власть тьмы

Геннадий Романцев

А трамваи — лучше

— Геннадий Михайлович, неужели реформы не принесли хоть какогото позитивного эффекта?

— Не спорю: новые подходы сыграли положительную роль. Школа отказалась от доктринерства в области литературы, истории, информатики, во внедрении технических новшеств. Больше внимания стало уделяться наукам о жизни, например экологии.

Но если пристально посмотреть на остальное, выяснится, что реформирование носит организационно-бюрократический характер. Например, как может изменить качество образования единый госэкзамен (ЕГЭ)? Это ведь только система оценки знаний. В первую же сессию все, кто случайно угодил в вуз по ЕГЭ, будут отчислены. Осторожно спрашиваю одного чиновника: «А вдруг эксперимент с единым госэкзаменом окажется отрицательным?». «Да что вы, — говорит. — В него столько денег вбухано!». Вот вам и критерии эффективности.

Так попытки модернизации превращаются в бессмыслицу. Тот же ЕГЭ был введен по причине якобы высокой коррумпированности вузовских приемных комиссий. Теперь проблему перенесли в школы, где педагоги беднее. В результате для 450 абитуриентов-выпускников школ прошлых лет и выпускников этого года, не сдававших в школе единый госэкзамен по математике, проведение ЕГЭ поручено нам. И к чему было огород городить?

Или взять стремление федерального правительства ввести Россию в Болонский процесс. Его замысел — в переносе к нам европейских стандартов образования, чтоб наши дипломы признавались на Западе и наоборот: для обмена кадровыми потоками. Фактически же речь идет о демонтаже прежней системы подготовки кадров и монтаже европейской, совершенно для нас непонятной. Кто такой бакалавр? К чему его приспособить? Неясно. А вот в какую сторону пойдет утечка кадров: из Европы к нам или из России в Европу — абсолютно очевидно. Даже «продвинутая» Германия взяла таймаут до 2010 года, а мы легкомысленно идем в пасть ко льву.

— Вы работаете с выпускниками школ. Каково качество этого «материала»?

— В целом подготовка абитуриентов стала хуже, особенно в естественных дисциплинах: физике, химии, математике, биологии, географии. Причина в том, что раньше школьные учителя занимали куда более достойное место в обществе, получали достойную зарплату и не бегали, как сейчас, сразу по нескольким работам.

Закон об образовании, принятый в 1992 году, был одним из лучших в мире. Он гарантировал: учительская зарплата не может быть меньше средней зарплаты по стране. С принятием ФЗ-122 о «монетизации льгот» от этого закона ничего не осталось. Сегодня зарплата не то что учителя, профессора — 5,8 тыс. рублей. А на его воспитание и образование понадобилось более 20 лет. Гораздо выгоднее идти в водители трамвая: учишься четыре месяца, а зарплата в три раза больше.

Еще один убийственный пример: мастера производственного обучения в профтех-училищах. Каждый год на ярмарке вакансий мы собираем работодателей — представителей заводов, ПТУ, колледжей (отличие наших выпускников в том, что они могут и преподавать, и трудиться по рабочим специальностям). Предложение ПТУ: малый город вдали от цивилизации, зарплата 2,6 тыс. рублей, койка в трехместной комнате в общаге с удобствами в конце коридора. Кто из толковых выпускников пойдет на такие условия? Чему можно научить за такие деньги? Тут же поднимается представитель промышленного предприятия: зарплата 12 тысяч, 25 тысяч подъемных, миллион кредита на квартиру, а пока — двухкомнатный номер в общежитии. В банках нашим выпускникам кладут зарплату в 20 тысяч, а в крупном холдинге — в 30. И что они, повашему, выберут? ПТУ или банк? А ведь станочников днем с огнем не отыскать, директора заводов собирают их по всей стране, по всему СНГ. В Санкт-Петербурге корабли сваривают уже польские рабочие.   

— На следующий год, обещает федеральное правительство, расходы на образование вырастут на 40%.

— Ну будет профессор получать не шесть тысяч, а восемь. Это нормально? Он должен получать пятьдесят тысяч, а школьный учитель — двадцать пять. Финансирование образования нужно увеличивать в десятки раз. Образование должно быть объявлено национальным приоритетом не в декларациях, а на деле.

После выступления в середине 80х годов Рональда Рейгана в Совете национальной безопасности с докладом «Нация в опасности» государственные дотации Америки в образование достигли уровня десяти советских государственных бюджетов на высшее образование, американские эмиссары отправились изучать наш опыт. Мы же поставили образование на самую низкую ступень. Я всякий раз прислушиваюсь, когда объявляют состав нашего правительства. Кто на первых местах? Министр финансов, министр обороны. А вот министр образования — на последнем.

Скоро в русле развивающего бюрократического социализма у вузов отнимут право заниматься коммерческой деятельностью. И тогда я вообще не представляю, как мы будем выживать.

Связи решают все

— Неужели рецепт оздоровления настолько прост: вкачать в образование деньги? 

— Дело не только в деньгах. Сегодня мастер профтехучилища сидит на трех ставках, получает 7,5 тыс. рублей и никого рядом не пускает. Будет получать 75 — и также никого не пустит. Необходимы аттестация и адресные дотации. Но по существующим нормам, Гражданскому и Трудовому кодексам, — все наоборот: если повышаем зарплату, то всем поголовно. То есть государство мне как руководителю не доверяет. А еще вернее: конкретные чиновники не желают передавать функцию распределения денег.

— Но ведь национальный проект в области образования как раз предусматривает проведение конкурсов лучших учителей, школ, вузов.

— Конкурсы, конечно, лучше, чем приказное распределение. Но составы конкурсных комиссий формируются чиновниками. Какой быть конкурсной процедуре, решает министерство образования и науки. Поэтому побеждают, как правило, те, у кого есть устойчивые связи во власти.

Накануне проведения конкурсов среди вузов (государство выделило победителям 10 млрд рублей) я набросал 15 претендентов в победители. Угадал тринадцать: Москва, СанктПетербург, Томск… Безусловно, это очень сильные вузы. Но поддерживая только их, мы углубляем пропасть между сильными и слабыми. Излишнее финансирование развращает. Москва и Питер съедят по миллиарду и не заметят, а их выпускники утекут в Европу. Тогда почему на студента МГУ в год приходится 200 тыс. рублей госдотаций, а на моего — только 30? А вы дайте, скажем, Тобольску, хоть 100 миллионов — они так напашутся, так шагнут вперед, что, может быть, обгонят всех! А пока у нас за инициативу бьют, а не проявишь инициативы — ничего не дадут. Безвыходное положение.

— Разве профессиональное сообщество способно объективно подводить итоги конкурсов?

— В их проведении нужна гласность, но это самое страшное для бюрократии. Все процедуры, начиная со вскрытия конверта с условиями конкурса, должны транслироваться в прямом эфире по телевидению.

А у нас они максимально закрыты.

— Предположим, в рамках нацпроекта финансирование образования увеличилось в разы, отработаны конкурсные процедуры. Но ради чего? С нашей точки зрения, нацпроект не говорит о главном: какого качества выпускник школы и вуза нам нужен? Каким знаниями и навыками он должен обладать, чтоб быть конкурентоспособным в будущем? Чтобы вместе с ним конкурентоспособной была и страна.

— Раньше мы готовили узкого специалиста, «винтик», пичкали его избыточными знаниями, но не прививали критического отношения к ним. В современном мире скорость изменений настолько высока, что приходится бежать в два раза быстрее, чтобы не отстать. Поэтому сегодня главный багаж — не первоначальный набор знаний, а быстро усвоенные новые знания, главный навык — способность к самообразованию, саморазвитию личности, готовность постоянно учиться.

Если бы мне в детстве сказали, что я застану цветное телевидение, сотовую связь, интернет, я бы вряд ли поверил. Помню, 12 лет назад в США я впервые увидел мобильный телефон. Тогда он был массивным, тяжелым, на четырех батарейках, а их мощности хватало на полчаса разговоров. Поэтому в сумке надо было постоянно носить еще четыре батарейки. Сравните с сегодняшними технологиями. А где эти технологии производятся? В Китае: недавно в Гуанджоу построили колоссальный университет на 200 тысяч студентов. А преподают там, кстати, российские профессора: зарплата — 7 тыс. долларов, проживание — в коттеджах. Поэтому мы им экспортируем медь, а они нам — гвозди из нашей же меди. Боюсь, совершенно не вкладывая все эти годы в образование, мы безнадежно отстали.

Дополнительные материалы:

Конкуренция двигает образование

— убежден вицеконсул США по вопросам образования и культуры в Екатеринбурге Вирджил Стромайер

— Предпосылки к изменению образовательной системы появились еще в 1944 году. Тогда американское государство обязало все вузы принимать солдат, вернувшихся со Второй мировой войны, на очень льготных условиях, практически без экзаменов. А революция в американском образовании произошла в 1957 году, когда СССР запустил первый искусственный спутник Земли. Правительство США решило направить большие ассигнования на финансирование школ и университетов. Благо, налогоплательщики были полностью солидарны с решением руководства страны. Население жило одной мыслью: необходимо перегнать Советский Союз и первыми попасть на Луну, соблюсти оборонный паритет. Департамент образования популярно разъяснил американцам: корень научного прогресса — в образовании. Ставка тогда была сделана на развитие физики, математики, химии. Попытка вывести биологию в число приоритетных наук провалилась: главным было достижение лидерства в авиакосмической отрасли. Только в начале XXI века биология выходит на первый план.

Сегодня в системе американского образования есть три ключевые проблемы, которыми правительство активно занимается. Первая — обеспечение равных возможностей для всех (недопустимость расовых, половых, религиозных противоречий). Опираясь на индивидуальность каждого ребенка, необходимо предоставить ему твердую почву для развития. Для этого в 2001 году разработана несколько идеалистичная программа «Ни один ребенок не отстает» («No child left behind»), согласно которой школы должны разработать тесты для проверки знаний и возможностей учеников. Это позволяет подтянуть неуспевающих, помочь им определить ту сферу, в которой они наиболее сильны. Штаты могут отказаться от реализации программы (как это уже сделала, например, Юта), но лишатся государственного финансирования образования. Поэтому на такой шаг способны только богатые регионы.

Вторая проблема — кадры. Квалифицированные специалисты не хотят преподавать в школе. Выпускники университетов со средним баллом в аттестате 4,0 предпочитают работать на IBM, с баллом 3,8 — в Microsoft, и только с баллом 2,8 — идут в школу. Для повышения уровня преподавания правительство США разработало в 2005 году программу, по которой предполагается выделять деньги на обучение учителей. Программа принята еще и из-за того, что США вновь хотят обогнать весь мир и первыми отправить астронавтов на Марс.

Исходя из последнего тезиса выделяется третья проблема: необходимо учить детей так, чтобы они стали первыми в мире в своей сфере. А для этого нужны сильные университеты, школы, педагогический состав, техническая оснащенность. (Отмечу, что школы в Соединенных Штатах подчинены муниципалитету, а университеты — штату. Федеральный департамент не разрабатывает учебных программ, это делают департаменты штатов и городов. Его участие в контроле за учебным процессом сведено к минимуму. Он следит только за недопущением ущемлений прав учеников по половому, расовому, религиозному признакам, за целевым использованием федеральных средств и является статистическим центром.)

Средняя зарплата учителя в США — 30 тыс. долларов в год, начинающего преподавателя вуза — 45 — 50 тыс. долларов. Это довольно скромно. На каждого ученика из бюджета штата выделяется в среднем 700 долларов в месяц. Если ученику не нравится школа, он может перейти в другую, но вместе с ним в новое учебное заведение уходят и бюджетные деньги. Таким образом, у детей и их родителей появляется выбор, а следовательно, возрастает конкуренция среди школ. Что также способствует повышению уровня образования.

Записал Сергей Ермак

Расклад по душам

Артем Коваленко

Нормативно-подушевой принцип финансирования школ (больше учеников — больше денег) задумывался для обострения конкуренции в образовательной сфере. На деле он может привести к снижению качества обучения

В концепцию модернизации российского образования на период до 2010 года заложен новый финансово-экономический механизм. Он предусматривает, что размер заработной платы учителей зависит не от количества классов, а от числа обучаемых учеников; 70% бюджетных средств направляется на оплату объема оказания бюджетной услуги по нормативу, а 30% — на премирование и стимулирование качества. Заявленная цель изменений — прозрачность расходования бюджетных средств, поддержание градуса соперничества между образовательными учреждениями за учеников.

С 2007 года такая практика будет применяться повсеместно, а пока ее обкатывают в некоторых субъектах РФ. В Тюменской области, например, систему поэтапно вводят с 2003 года. Первый заместитель директора департамента образования и науки Тюменской области Алексей Райдер считает:

— Нормативно-подушевые механизмы позволяют прояснить источники и «расчистить каналы» финансирования школьного образования, обеспечить гарантированное качественное образование каждому учащемуся независимо от места проживания и возможностей бюджета, застраховать учреждения от субъективизма при распределении денежных средств. При переходе на подушевое финансирование, как, впрочем, при внедрении любого новшества, возникали определенные трудности. Объяснить это можно низкой готовностью самой отрасли к каким-либо преобразованиям и недостаточной компетентностью руководителей образовательных учреждений. Но все эти проблемы оказались решаемы.

В десяти муниципальных образованиях Пермского края подушевое финансирование школ экспериментально введено с 1 января этого года. Начальник отдела экономического анализа, планирования и финансирования краевого министерства образования Наталья Суслопарова оценивает предварительные итоги не столь однозначно, как ее тюменский коллега:

— В конкурентной среде денег у школы будет столько, сколько в ней учится детей: каждый из них как бы приносит в школу определенную сумму. Понятно, что при минимальном количестве учащихся денег в школе не будет хватать даже на зарплату педагогам. А значит, ее можно посчитать нерентабельной и закрыть. Конечно, предусматривается доплата за качество оказания услуг, но пока критерии его оценки не выработаны.

Ясно, что новый механизм выгоден в первую очередь городским школам с большим количеством учащихся, работающим в две смены, с классами, укомплектованными «под завязку». Повышает ли это конкурентоспособность школ, увеличивает доступность и улучшает качество обучения — вопрос дискуссионный.

А как быть малокомплектным сельским школам? На территории УрФО уже есть примеры, когда их закрыли, а учеников из малых деревень на автобусах возят теперь в соседние села. Возможно, условия там лучше, но где гарантия, что успеваемость детей в переполненных классах поднимется или хотя бы сохранится?   

Нормативное финансирование — индикатор социально-экономической ситуации в образовании. Когда известна сумма затрат на одного ученика, на образовательной карте региона сразу видны места, где обучение школьников заведомо дороже норматива. Вопрос в том, как управленцы от образования распорядятся этими данными. Региональные власти вправе не ликвидировать «проблемные» учреждения, а, напротив, повысить финансовые нормативы (хотя бы для коррекционных школ: их нельзя закрывать только изза небольшого количества учащихся). Однако в опрошенных нами Тюменской области и Пермском крае чиновники такой возможностью не воспользовались. Коррекционные школы закрывались и в Свердловской области.

Словом, неоспоримых подтверждений того, что новый экономический механизм действительно сможет включить школу в капиталистическое соревнование без ущерба качеству образования, мы пока не увидели.