Недостающие звенья

Фундаментальная наука - это генерация новых знаний и ничего больше, инновации же и внедрение - забота отраслевых институтов. Подобная позиция до сих пор популярна в некоторых академических кругах. Действительно, в Советском Союзе отраслевых НИИ было на порядок больше, чем учреждений системы РАН. Нынешняя реальность сложнее: от отраслевой науки почти ничего не осталось. Однако задачи никуда не делись. И не потому, что о необходимости инноватики говорят на высшем государственном уровне. Причина в том, что сформировался широкий круг крупных и средних компаний, объективно нуждающихся в технологическом развитии.

Институт высокотемпературной электрохимии (ИВТЭ) УрО РАН неплохо встроился в цепочку «наука - промышленность», частично взяв на себя решение прикладных задач. О том, как организованы эти процессы, а также об актуальных вопросах развития фундаментальной науки в целом, мы беседуем с директором ИВТЭ УрО РАН Юрием Зайковым.

Наука об электрохимической энергетике

- Юрий Павлович, советская связка науки и промышленности разорвана: где-то в результате закрытия отраслевых НИИ, где-то из-за деградации предприятий-заказчиков. Судя по высокой доле внебюджетных источников финансирования, ваш институт сумел сохранить подобное сотрудничество. За счет чего удается выстраивать отношения и не влияет ли это на качество основной деятельности?

- Внебюджетное финансирование института в прошлом году составляло порядка 25 - 30%, и этого было достаточно, чтобы соблюсти приемлемую пропорцию между фундаментальными исследованиями и работой на нужды конкретных компаний. При этом замечу: мы преимущественно взаимодействуем не напрямую с промышленностью, а с отраслевыми институтами, часто входящими в состав холдингов и госкорпораций - инженерно-техническими центрами Русала, УГМК, предприятиями Газпрома. Большой объем исследований ведем совместно со структурами агентства по атомной энергии РФ «Росатом» - концерном ТВЭЛ, Чепецким механическим заводом, Уральским электрохимическим комбинатом, Российским федеральным ядерным центром - Всероссийским научно-исследовательским институтом экспериментальной физики.

Наш институт с начала 60-х годов прошлого века ведет систематические исследования по всем компонентам твердооксидных электрохимических устройств: электролитам, электродным материалам и материалам межэлементного соединения, высокотемпературным герметикам. Одно из направлений, где у нас есть серьезные мировые достижения, - создание твердооксидных топливных элементов (ТОТЭ). Они используются там, где обычные гальванические или аккумуляторные устройства непригодны, поскольку не могут быть заменены или подзаряжены: скажем, в космосе или на изолированных территориях. Конечно, раньше главными заказчиками ТОТЭ были оборонка и космическая промышленность, но востребованы они и другими отраслями. Например, нужны Газпрому. Труба, по которой идет газ, - довольно интеллектуальное устройство: она со всех сторон обвешена датчиками, которые должны передавать либо через спутник, либо по другим каналам информацию о напряжении, давлении, состоянии катодной защиты и так далее. Причем все это обязано работать максимально долго: технического персонала на регулярную замену элементов на каких-нибудь удаленных северных территориях не напасешься.

Недавно закончились стендовые испытания ТОТЭ на природном топливе в ООО «Газпром Трансгаз Екатеринбург». И на совещании, организованном в январе этого года нашим институтом с участием представителей Газпрома, принято решение о проведении в июне испытаний установки для катодной защиты трубопровода, изготовленной на базе ТОТЭ, на реальном объекте - трубопроводе.

Работа и результат

- Если судить по данным, публикуемым сайтом scientific.ru, в ИВТЭ в отличие от Институтов физики металлов или химии твердого тела, практически нет ученых, чья цитируемость за последние семь лет превышает сто ссылок. С чем это связано?

- Думаю, с тем, что в институте всегда проводились и проводятся работы по спецтематике, имеющие ограничение на публикацию.

- Финансирование РАН сокращается. Это не приведет к изменению соотношения прикладных и фундаментальных исследований, которое вы назвали приемлемым?

- Основные положительные изменения, связанные с ростом финансирования, пришлись на 2008 - 2009 годы. Доля расходов на оборудование и материалы по нашему институту увеличилась за это время до 23%, тогда как в прежние годы практически весь объем бюджетного финансирования уходил на заработную плату. Благодаря этому в прошлом году мы потратили на оборудование 28 млн рублей. Средняя зарплата научных работников в институте достигла 40 тыс. рублей: на Западе это немного, но в российских реалиях такие деньги уже позволяют жить вполне сносно.

В текущем году ситуация резко ухудшилась, и доля фонда оплаты труда составила 93% в бюджетном финансировании. Это очень опасно: фактически государство ставит нас в положение, когда в отсутствие средств на покупку материалов и оборудования мы должны зарабатывать на договорах с компаниями, уделяя фундаментальным исследованиям меньшее внимание.

Но дело не только в сократившемся финансировании. Государство ведет себя непоследовательно в части развития фундаментальной науки. Отсутствует кадровая политика - нет возможности закрепления талантливой молодежи в институте. Не просматриваются четкие перспективы развития академической науки на ближайшие пять - десять лет.

- При сравнении институтов РАН с аналогичными структурами в европейских странах бросается в глаза разница в доле вспомогательного персонала. Так, по РАН соотношение почти 50 на 50, а в Обществе Макса Планка (Германия) доля научных работников - более 90%.

- Судите сами: помещения нашего института расположены на 1,5 гектарах земли. Такая инфраструктура требует поддержки, а это свои энергетики, слесари и прочее. За рубежом большую часть подобных функций можно отдать аутсорсинговым компаниям. Я делал расчеты по институту: у нас пока получается, что это намного дороже, даже с учетом зарплаты и ремонта машин. Кроме того, техника, используемая западными исследователями, более современна. Конечно, она требует меньшего количества обслуживающего персонала - инженеров, лаборантов.

Есть и другая сторона этого вопроса - вспомогательный персонал серьезно облегчает жизнь научным работникам. Так, недавно мы создали информационно-инновационный отдел, одна из задач которого собирать данные обо всех финансируемых различными фондами темах. И эта структура очень важна, поскольку экономит массу времени ученого в условиях, когда все большая часть средств распределяется по конкурсу.

Кстати, о конкурсном распределении средств. Пока я не вижу реального конкурсного распределения, за исключением, пожалуй, РФФИ. В большинстве своем эти конкурсы напоминают обычное распределение: сначала деньги делятся, а потом под эти темы объявляются конкурсы.

Без золотой середины

- Вы говорите о сложности закрепления молодежи в науке. Многие ваши коллеги, как отечественные, так и уехавшие в свое время за рубеж, называют барьеры на пути прихода в систему РАН молодежи одной из главных проблем организации науки в России. Как ее можно решить?

- Формально средний возраст наших научных сотрудников не так велик - 41,2 года. Другое дело, кто стоит за этой цифрой: это люди либо совсем молодые, либо в возрасте. Ощущается недостаток среднего звена. Это, кстати, общая проблема: и отраслевых НИИ, и вузов, и академических институтов, и промышленности.

Мы много сил вкладываем в работу со студентами. Я, например, возглавляю кафедру технологии электрохимических производств на химико-технологическом факультете УГТУ-УПИ. Наша кафедра, по данным министерства образования и науки, стабильно из года в год занимает первые места среди 17 аналогичных по стране, причем остается единственной (по крайней мере, в Уральском регионе), чей диплом признается в Европе. Что особенно важно, преподавание позволяет привлекать лучших ребят в науку. В прошлом году впервые за много лет у нас был конкурс на поступление в аспирантуру.

- Что ждет их дальше? Действующую систему часто упрекают в том, что слишком велика доля научных работников пенсионного возраста, занимающих места, которые при прочих равных условиях достались бы молодым.

- Здесь нет простого решения. При нашем трудовом законодательстве действительно чрезвычайно тяжело уволить человека, который ничего полезного для науки не делает, но вовремя приходит на работу. Такие люди есть, и мы этой проблемой занимаемся. Но не забывайте: как раз на людей старшего поколения возложена миссия передачи знаний молодым, поскольку, повторюсь, среднее звено ослаблено. Например, в моей лаборатории работает сотрудник, которому 76 лет, он еще меня учил, как собирать электрохимическую ячейку и ставить эксперимент. И пока такие люди в состоянии ходить, мы будем держаться за них обеими руками.

- Существует точка зрения, что для создания нормального рынка научных кадров надо запретить практику оставления аспиранта на должности младшего научного сотрудника с тем, чтобы защитившиеся молодые ученые искали себе работу в других учреждениях. Как вы к этому относитесь?

- Лично у меня 13 защитившихся кандидатов наук, и половина из них работает в институте. Конечно, я заинтересован в том, чтобы лучшие мои ученики работали в моей лаборатории или в институте. Хотя практика, когда человек распределяется в другое место, тоже имеет смысл: она позволяет наладить обмен опытом и сотрудничество между занимающимися сходной тематикой коллективами.

- Сохраняется ли проблема отъезда за границу ученых, бывшая в 90-е особенно актуальной?

- Я не вижу ничего особенного в том, чтобы сотрудники работали за границей. Вопрос в другом - на каких условиях и с какой целью они туда едут. Вот недавно в США уехала одна из наших сотрудниц. Она работала в области, где наш институт вполне конкурентоспособен на мировом уровне: это исследование физико-химических свойств в криолит-глиноземных расплавах. Ей предложили хорошие условия в Аргонской национальной лаборатории (научно-исследовательский центр министерства энергетики США. - Ред.). По сути, за небольшие деньги перекупили у нас те знания, которые в нормальной ситуации обошлись бы им существенно дороже. Это неправильно: должно быть сотрудничество на взаимовыгодных условиях.

Дополнительные материалы:

Институт высокотемпературной электрохимии УрО РАН создан в 1958 году. Основное направление - высокотемпературная физическая химия и электрохимия твердых электролитов. Включает десять лабораторий, 122 научных сотрудника (общая численность 244 человека; 4-е место в УрО РАН по данному показателю после институтов физики металлов, экологии растений и животных, биологии).