Школа совести

Школа совести

 Александр Задорожный
 Александр Задорожный
…Сломя голову несусь по широкому центральному пролету Уральского госуниверситета и, запыхавшись, едва не падаю в объятия матери, тревожно ожидающей в углу, в толпе таких же нервных мамаш. «Ну?» — растерявшись от неожиданности, лепечет она. «Зачислен!». И вместе с этим восторженным выдохом рассеиваются танталовы муки экзаменационного мандража: я — студент факультета журналистики…

Это было почти 15 лет назад. Потом случалась дружба навек и пылкие расставания навсегда, стремительные влюбленности и молниеносные разочарования, первые творческие пробы — серьезные и не очень:

Объята сегодня тоскою ангольской,
Плюешься в меня и не можешь попасть.
Послушай, в далеком-далеком Свердловске
Лозовский живет себе всласть.

Ему грациозные челюсть и зубы даны.
И речь услаждает студентов изысканных слух.
В глазах затаился цвет серой уральской луны.
Губу окропил рыжий пух.

Он профиль имеет приметный, изящный и броский.
Весь вид излучает какую-то странную власть…
Но вижу — смеешься ты. Слушай, в далеком Свердловске
Лозовский живет себе всласть.

Это не Гумилев — это мой дружище однокурсник Андрей Титов. А Борис Николаевич Лозовский (старинное прозвище Боб) — многолетний, несменяемый декан. Далеко не «слуга царю», но «отец солдатам» — точно: скольких он спас от отчисления (и я был на краю бездны) — счету не поддается. Я видел его озабоченным («Сашок! Вот какое дело…»), расстроенным («Александр, зайдите в деканат!»), но злым, деспотичным — никогда.

Наше студенчество пришлось на середину 90-х — сумбурные, тяжелые годы. Но и лучезарные, свободолюбивые. Оттого журфаковские «преподы» были и будут для нас не менторами, но родней: нам, желторотым птенчикам из окрестных Холмогор, они заменили родителей. И рюмка в обнимку, и горячее покаяние — между нами было все. Бросив лекцию по русскому языку, мы во главе с преподавателем устремлялись к радиоточке: из сумасшедшей Москвы доносилось клокотание захлебнувшейся революции 93-го, отстаивая демократию там стреляли по парламенту. Потом мы бежали по митингам и, кажется, даже выступали. 2 марта 95-го все лекции были отменены. Журфаковские девчонки рыдали на плечах кое-как крепившихся пацанов: вчера вечером убили Владислава Листьева. Самого блистательного, обаятельного — из-за денег. Сопливой ребятней, мы брали интервью у Эдуарда Росселя — россий-ского губернатора № 1, разжалованного Ельциным и триумфально вернувшегося во власть «на штыках» рассерженных свердловчан. А через год, поддатые от бессонной ночи и ста граммов за победу, мы с Титовым вырвались новорожденным утром из прямого телеэфира в общагу, чтоб восторженно возгласить: Ельцин — президент! И все это — на фоне средневековых дикостей чеченской войны, умирающих от безденежья и голода стариков, переполненной чаши несправедливости.

Но в этом же огнедышащем котле жила, дышала, торжествовала по-возрожденчески высокая вера в могущество творческого человеческого духа, убежденность в том, что вслед за подростковой вольностью народ неизбежно обретет зрелую, ответственную свободу (теперь эти ожидания официально признаны иррациональными и ошибочными). Допускалось быть ожесточенным, но ни в коем случае не равнодушным.

Такие мы и получились: не очень практичные идеалисты, часто идущие наперекор всесильной власти и подготовленному ею «общественному мнению», настырно спорящие, когда выгоднее помолчать. Нас не понять поколениям постарше и помладше. Первые мудрее: чем на дряхлой кляче по ветряным мельницам, так не правильнее ли состариться в гувернерах? Вторым просто не с чем сравнивать: нынешняя фирменная «стабильность» — ярлык их юности и, значит, судьбы.

Теплой весной 97-го, расставаясь со студенчеством, мы пели в прощальном капустнике на мелодию Шевчука:

Я часто не верю тому, что пишу,
Когда свои строчки в газетах читаю.
А истины тают под быстрым пером,
И я вместе с ними смеюсь и рыдаю,
Поскольку порой против истин грешу.

А память меня возвращает назло
К иллюзиям тем, что уже растеряли.
Я пишу под копирку слова о любви,
От правильных строк гонорар возрастает.
Так хочется верить в свое ремесло…

Кто знал, что эти надуманные созвучия станут правдой жизни? И все-таки я верю в свое ремесло, в востребованность в нем нашего поколения — несмотря на неактуальный нонконформизм. Андрюха Титов представляет Россию на кинофестивале в Германии, Элла Бидилеева — во главе уральского «Коммерсанта», Алена Вугельман — лицо лидирующей в Екатеринбурге телекомпании «4 канал», Аксана Панова — шеф популярного интернет-агентства Ura.ru, Витя Белимов — главный редактор «Эксперт-Урала»…  ;

На днях мы отпраздновали 70-летие нашего журфака — кузницы кадров для всего Урала. Сегодня в мейнстриме хаять его: мол, программа обучения не соответствует запросам отрасли, выпускники не умеют выстроить сюжет, грешат грамматическими ошибками, не владеют современным оборудованием и т.д. А по мне стилистике и грамматике, обхождению с диктофоном и видеокамерой можно натренировать и на рабочем месте. Незаменимая и неизменная роль нашего журфака — моральное просвещение, прививание этических стандартов — для профессии и жизни. Главный из которых, по-моему: поступай с людьми так, как хочешь, чтоб они обращались с тобой.

Не скажу, что всегда следую им, но, ей-богу, стараюсь: журфак научил. За это — спасибо. И — так держать!


Материалы по теме

Одной идеи мало

Эх, раз. Еще раз?

Креатив на потоке

Тяга к переменам

Две большие разницы

Научить рисовать за полчаса