«Я тебя понимаю. Я тебя люблю. Всё будет хорошо» — этих слов не хватило подросткам, погибшим в Стругах Красных
Обсуждение блогерами трагедии с подростками в поселке Струги Красные
20 ноября пресс-служба управления Следственного комитета по Псковской области отчиталась о спасении жизни тинейджера, анонсировавшего собственный суицид. Он признался, что к такому решению его подтолкнули широко освещаемые в СМИ подробности трагедии в поселке Струги Красные. Там 14 ноября после перестрелки с полицией покончили с собой (по версии следствия) девятиклассники Денис и Екатерина. Эти события заставили сотрудников ведомства начать непрерывный мониторинг переписки пользователей в социальных сетях, где они и обнаружили потенциального самоубийцу. Управление рекомендовало родителям «категорически прекратить разговоры с детьми и подростками» на эту тему.
Дмитрий Быков
Споры вообще-то полезная вещь. Они отвлекают людей от поиска настоящей информации. Вот и спорят в России и за границей: эти дети — Катя и Денис, — они маньяки, самоубийцы или невинные жертвы? Они собаку от нечего делать убили или хотели таким образом показать всю глубину своего одиночества? Штурм был или не было? Взрослые в этой истории продемонстрировали святость или полную душевную глухоту?
А между тем все очень просто. Это в семидесятые вся Россия спорила — в «Литературной газете» и на школьных диспутах, — потому что не знала ничего. <…> Так и здесь: почему подростков хоронили в закрытых гробах? Ведь именно из-за этого пошли дикие слухи о том, что каждый из них получил по два десятка пуль. А если это было самоубийство (то есть Денис, как собирался, застрелил сначала Катю, а потом как-то умудрился застрелиться сам из охотничьего ружья), откуда столько крови в комнате? Почему нет подробной хроники штурма? Почему одноклассникам запрещено общаться с прессой, каковой запрет они успешно обходят? Почему ни слова не говорят матери и отчимы? Почему мы обсуждаем возможные реакции государства — контроль социальных сетей, новые предметы в школах, — толком не зная, чем эти реакции вызваны?
Потому что если Денис и Катя с самого начала демонстрировали безразличие к собственной жизни — это одно. А если им было страшно, как они рассказывали в трансляции, — это принципиально другое. И если в семьях было все нормально, этот случай вообще не стоит типизировать, потому что тогда речь идет о двух патологически бездушных детях, которые нашли друг друга. А если в семьях было неблагополучно и все привычно закрывали на это глаза, перед нами совершенно другая история. В общем, моральная дискуссия — сама по себе признак неблагополучия в обществе. Потому что спорят там, где не знают. А не знают там, где скрывают. И даже если штурм был проведен по всем правилам, без жертв, с оружием на предохранителях — общественное мнение отреагирует на ложь и легенда сложится сама. Причем общественное мнение будет не в пользу государства.
Хватит врать, пожалуйста. Мы ведь знаем, какими последствиями закончился целенаправленно создаваемый дефицит информации вокруг «Норд-Оста» и Беслана. У нас по любому поводу больше вопросов, чем ответов. Раз в жизни скажите полную и быструю правду.
Лев Шлосберг
<…> Гибель псковских подростков в Стругах Красных — не просто убийство и самоубийство, как это выглядит в официальной версии. Здесь на каждом шагу проступает доведение до самоубийства, и это приближение к смерти происходило не один день. <…> В самый трагический момент по одну сторону острой грани оказались матерящиеся дети с оружием в руках, по другую — абсолютно не понимающие, как себя вести и что с этим делать, полицейские. Им выпала задача, в решении которой до них ошиблись все. И у них тоже не получилось.
Несколько часов прямой трансляции объявленной смерти в интернете — и ни одного профессионального действия, ни одного грамотного ответа окружающего этих детей чужого взрослого мира. Когда человек действительно хочет совершить самоубийство, он делает это молча и наверняка. Когда он говорит об этом вслух и громко — он хочет, чтобы его спасли.
Силовики знают (или считают, что знают), как вести себя с вооруженными взрослыми преступниками. А как вести себя с опасными и обозленными детьми, у которых от нелюбви близких и утраты грани между интернетом и жизнью сломалось сознание, — не знают и не умеют. Их этому не учили.
<…> Ни у кого не было задачи спасти этих детей. Их стремились обезвредить. <…> Никто не оказался готов спасать жизни в первую очередь этих детей. А это была самая главная задача. По сути, единственная. Она решала все остальные.
Государство, в каждом своем проявлении готовое подавить любого несогласного с ним человека, и к этим детям отнеслось в первую очередь как к врагам, которых необходимо или заставить сдаться, или ликвидировать. Не могу ни с какой долей уверенности сказать, чьи выстрелы были последними. Но эти пули не вчера вылетели из рокового ствола. Нет никакой надежды на то, что гибель сорвавшихся в штопор подростков изменит мир, из которого они ушли. Но, может быть, кто-то научится говорить детям самые главные в жизни слова: «Я тебя понимаю. Я тебя люблю. Всё будет хорошо».
Олег Кашин
<…> Редакторы новостей механически записывали сообщения о Денисе и Кате в разделы происшествий, но правильнее, хоть и менее форматно, отнести их историю к рубрике «культура». Культура подросткового сопротивления взрослым, окружающему миру и власти, культура отношений между людьми, культура публичного самоубийства, как бы дико это ни звучало, и культура публичного действия вообще в сочетании с использованием новых коммуникативных каналов — соцсетей и средств прямой видеотрансляции.
<…>Есть вещи, к которым дети почему-то более чутки, чем взрослые. Отсутствие будущего — одна из таких вещей. <…> Время, в котором живут нынешние россияне, скорее всего (и как бы обидно это ни было) в недалеком будущем, от которого принято ждать самых неприятных катаклизмов, будет канонизировано как самый благополучный с человеческой точки зрения исторический период — мирное время, массовый бытовой комфорт, потребительство и прочее. Чем хуже будет дальше, тем теплее будут воспоминания о путинских временах. Одно непонятно — куда девать эту повседневную невыносимость, которая в новостной повестке описывается государственным безумием, экспериментами с общественной нравственностью, несменяемой властью и чем угодно еще. Между государством, обществом, школой и семьей есть прямая связь в том смысле, что не бывает одного здорового института при нездоровых остальных — деградация государства гарантирует деградацию семьи. Невыносимость — она во всем невыносимость, и в государстве, и в семье.
Наверное, проще всего будет об этой невыносимости забыть в принципе — в конце концов, общественный климат к делу не подошьешь, он забывается первым. Но, прежде чем забыть о нем, вспомните Дениса и Катю — двух русских подростков из 2016 года, которые, может быть, первыми так отчетливо поняли, что никакого будущего у России нет.