Миф как социальная деконструкция
О домашнем насилии
Широкий общественный резонанс вызвал арест бывшего доцента института истории Санкт-Петербургского государственного университета Олега Соколова по делу об убийстве 24-летней аспирантки СПбГУ Анастасии Ещенко, с которой он сожительствовал. Ему предъявлено обвинение. Как считает следствие, Ещенко была убита в ночь на 8 ноября из мелкокалиберного обреза, позже Соколов расчленил тело и частично успел утопить в Мойке. Он признал вину
Вот увидите: скоро выйдет книга о Соколове, потом — фильм или даже будет поставлен спектакль о нем. Ибо вся эта история — чудовищно привлекательная для невзыскательной публики литературщина. Вероятно, все это создается уже сейчас. В новом бестселлере будут все навороты, которые уже звучат в сети и на ТВ: роман юной прекрасной студентки (этакой Гретхен) и стареющего ученого (Фауста, продавшего душу Пу... — не перебивайте меня, я хотел сказать «дьяволу»), эффектная завязка на костюмированном балу, барские привычки главного героя, реконструкторство, наполеоновская тема, может быть, даже «украинский след», криминал и прочие спекуляции. Такой сюжет не пропадет, ибо обладает огромным коммерческим потенциалом. А писак, желающих подзаработать на жареном, у нас много.
Однако наверняка в этом бестселлере не будет главного. А главное состоит из двух тем. О первой уже высказался в ФБ мой коллега социолог Дмитрий Руденкин: отбросьте весь антураж — и домашнее насилие останется смысловым стержнем произошедшей трагедии. Я не буду здесь повторять Дмитрия, прочитайте пост на его страничке. Он прав.
Вторая тема мне представляется не менее существенной. Это тема состояния общественного сознания, на фоне которого все и случилось. Обычно в связи с Соколовым говорят о движении исторической реконструкции, конкретно — о наполеоновской теме, ассоциированной здесь с манией величия и сумасшествием. И все сводится к личному безумию (прямо как в фильме «Джокер»).
Культ Наполеона возник давно, секрет его популярности в его содержании: Бонапарт стал образцом героя, совершившего благодаря своим личным качествам и заслугам головокружительный прыжок «из грязи в князи» — из провинциального офицера в императоры («мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы» и т.д.). Уже в 19 веке культ стал столь назойливым, что оказался прочно увязанным с умопомешательством.
В середине 20 века его перебил культ Beatles. В принципе, в битломании то же содержание: простые парни с рабочей окраины взлетели на вершину славы только благодаря таланту. Этот пример вдохновлял молодежь 60-х и 70-х, решившую покорить мир, но только не с помощью оружия, а благодаря гитаре. Если сравнить эти два культа, то, согласитесь, битломания веселее. Beatles — это еще модернистская культура, оптимистическая и обращенная в настоящее и в будущее.
Однако битломания канула в Лету, а культ Наполеона (шире — культ царствующих особ и вообще сословной иерархии), как мы видим, довольно органично воспроизвелся в историческом реконструкторстве, возникшем в контексте захватившего общественное сознание (еще в позднесоветскую эпоху) мифа возвращения. Историческое реконструкторство, а также массовые увлечения историческими танцами, ролевыми играми (отсылающими в идеализированный феодализм) и т.п. — проявления этого мифа или его спутники. И как во всяком мифе, в мифе возвращения отсутствует осознание грани между реальностью и иллюзией. А насаждение и культивирование мифологического сознания в нашей стране (как, впрочем, и во всем мире) давно стали систематическими и используются как инструмент социального управления. Да, Соколов «попутал берега», «выпал из реальности», «сжился с ролью». И у него это проявилось в бытовой сфере — уродливо и страшно.
Но историческое реконструкторство как практическая реализация мифа возвращения вопреки всякой реальности — это и есть господствующая с конца 80-х практика реставрации «естественного развития», отождествленного с капитализмом и (государственным) православием. Его составные части: «возвращение к историческим истокам», «религиозное возрождение», «восстановление исторической справедливости» и т.п. Чем Ельцин, Чубайс, Гайдар и поддерживающая их либеральная демшиза 80 — 90-х не исторические реконструкторы?
Конечно, было бы слишком вульгарно сказать, что Соколов сделал со своей возлюбленной то, что (нео)либералы сделали (и продолжают делать) с Россией. Это чрезмерное преувеличение. Просто потому, что Россия — не слабая девушка. Однако очевидным является то, что именно на этом фоне Соколов стал возможен как общественный феномен, получивший широкий резонанс.
В заключение хочу сказать: я очень надеюсь на ваше понимание того, что, упоминая выше ролевые игры, историческую реконструкцию и исторические танцы в негативном ключе, я имел в виду их как проявление мифа возвращения, а не как интересный досуг, средство познания или вид творчества. Их природа двояка. Они обладают огромным познавательным, игровым и эстетическим потенциалом, но опасны тем, что могут спровоцировать утрату чувства реальности, когда исчезает грань между реальностью и фантазией. Реальность в этом случае представляется объектом произвольных манипуляций. Тогда историческая реконструкция становится социальной деконструкцией, тогда она становится общественно опасной. И это не вопрос права, это вопрос мировоззрения.
Автор: Андрей Коряковцев, доцент кафедры философии, социологии и культурологии УрГПУ (Екатеринбург).