Съедим и не подавимся
Человек, а не газ убивает экосистему Ямала
Бесконтрольное потребление природных ресурсов истощило хрупкую экосистему тундры и рек Ямала. Их влияние на местную флору и фауну оказалось гораздо сильнее, чем техногенное воздействие газовой отрасли
— Перекройте реку полностью! Нужно было еще неделю назад заслать туда егерей — теперь к местам нереста пеляди приедут все браконьеры. Еще год и рыбы в реке просто не останется! — директор Института экологии растений и животных УрО РАН Владимир Богданов яростно доказывает кому-то по телефону, что еще можно успеть. Своих сотрудников он туда на вездеходе уже отправил. Но что они смогут одни? Нужны егери на вертолете. Его собеседники все понимают и тоже взволнованы. Но бюрократическая машина разворачивается медленнее, чем браконьерские сети на нерестовых реках Полярного Урала и полуострова Ямал.
Полувековые исследования, проводимые сотрудниками Института экологии растений и животных УрО РАН, доказывают: с появлением первых шоссейных дорог, открывших путь к Обской губе, неспецифический человеческий фактор оказал на экосистему полуострова Ямал куда более сильное негативное воздействие, чем специфический — непосредственное освоение газовых месторождений. Так, бесконтрольный рост численности оленей постепенно превращает отдельные участки тундры в пустыню. Следствие — массовый падеж. Интенсивный рыбный промысел поставил за грань выживания некоторые виды сиговых в некогда богатой Оби. Не останавливают даже жесткие запретительные меры. С началом хода ценной белой рыбы в Надыме полицейские задержали крупную браконьерскую партию: в двух доверху забитых машинах было 1,5 тыс. хвостов муксуна — рыбы, которую с августа 2014 года ловить во всем Обском бассейне запрещено и пришлым, и местному населению.
Экологические проблемы Ямала вскоре повлекут за собой социальные. Для их решения нужна сила воли — и власти, и местного населения.
Пустыня в тундре
— Владимир Дмитриевич, объясните, как воздействие на экосистему полуострова Ямал газовой отрасли может быть слабее, чем вред от жизнедеятельности человека?
— Судите сами. Работающая компрессорная станция в тундре выбрасывает в атмосферу азот. Что ж, растения питаются азотом. Здесь особого вреда нет в сравнении, например, с металлургическими производствами, выбрасывающими серу. Или проложили по тундре газопровод — прошло совсем немного времени и разрытый грунт уже зарастает. Поверьте, достаточно технической рекультивации, и природа сама начинает восстанавливаться. Да, не возвращается девственная тундра, но восстановление растительного покрова идет самостоятельно. Другой пример специфического влияния — прокладка газопровода по дну реки. Какой-то период здесь действительно наблюдается воздействие на экосистему: идет заиление, кормовая база рыб уменьшается. Но уже через пять лет все приходит в норму.
Причем воздействие может быть положительным. Например, прошел газопровод по болотам, где жизни почти нет. Через 19 лет на небольшой насыпи, где лежит труба, уже брусничники выросли, деревья появились, птиц и зайцев стало гораздо больше, чем на соседней территории. В 70-е было модно кричать: «Вездеходы изъездили всю тундру, тундра гибнет!». Ничего подобного: время показало, что тундра способна восстанавливаться. Более того, если навести порядок, прекратить браконьерство, представители местной фауны быстро привыкают к человеку и живут с ним рядом. На Аляске, например, гуси и куропатки, если их не тревожить, гнездятся рядом с буровой. К этому идем и мы. Почти на всех месторождениях, которые начали эксплуатировать, владельцы устанавливают жесткий порядок — везде шлагбаумы и строгий пропускной режим. Так, с началом строительства стратегически важного порта Сабетта здесь ввели серьезные штрафы: появление с ружьем — 100 тыс. рублей, выпил и пошел в тундру с собачкой погулять — 200 тысяч. И песцы снова начали строить норы в непосредственной близости от порта. Они настолько осмелели, что сами отгоняют людей от мест, где жили тысячелетиями.
Все это позволяет говорить о точечном, локальном воздействии газовой отрасли на экосистему полуострова. Чего не скажешь о бесконтрольном оленеводстве.
— На конференции в Салехарде вы заявили, что половину поголовья оленей на Ямале нужно пустить на мясо. Думаю, ненцы вас не поймут…
— А придется… Если они хотят, чтобы их внуки и правнуки не умерли с голоду.
В ЯНАО сегодня выпасается самое крупное в России стадо одомашненных северных оленей: к 2013 году — почти 800 тыс. голов, 40% мирового поголовья. Это очень много. Такого количества оленей на полуострове Ямал никогда не было. Уже к 70-м годам емкость местных пастбищ была превышена в 1,5 — 2 раза. Но тогда это никого не смутило. С развалом СССР власти разрешили местному населению выпасать столько оленей, сколько ненцы считают нужным. В царские времена поголовье оленей регулировалось заболеванием — копыткой. Сейчас проводится вакцинация, и его почти нет. В результате численность уже превышена в четыре раза, а в некоторых местах и в десять. Из-за перевыпаса тундра местами уже превратилась в пустыню. Ущерб экосистеме нанесен колоссальный! Есть места, где примерно 40 видов лишайников отсутствуют как класс, кладиновых (ягельных) тундр уже нет. Примерно 6% территории полуострова вместо ягельника и оленьего мха уже занимают пески. Но лишайниковый покров и кустарники для полуострова Ямал — это экологический каркас. Под ними — песок и до трехсот метров льда, остатки ледника. Если этот покров исчезнет, лед начнет таять.
Когда с приближением холодов оленей со всей северной части полуострова гонят на юг, все это многотысячное стадо как через бутылочное горлышко проходит через одну небольшую территорию на юге Ямала. Теперь представьте: табуны подходят к переправе через Обскую губу, чтобы попасть на Хенскую, Надымскую сторону, где есть леса и можно спокойно перезимовать… А лед в губе не замерзает: 15 последних лет в Западной Сибири довольно теплая осень. И вот они толкутся на небольшом пятачке, выбивая из песка последний лишайник.
— То есть те 90 тыс. оленей, что погибли на Ямале прошедшей осенью и зимой, от голода умерли?
— От истощения. Падеж был неминуем. В зиму они уходят без запаса жира: он не успевает накопиться, так как даже кустарниковых кормов не хватает. Прибавьте к этому почти поголовное обрезание пантов: олени от этого болеют. А ослабленные животные критические погодные условия пережить не могут. Почему столько сдохло? Декабрь, а на дворе дождь, гололед. Все пропитание покрыло коркой льда. Здоровый, сильный олень пережил бы, а худой, ослабленный не смог.
— И это нельзя было предотвратить?
— Еще за год мы предупреждали власти округа — нужно срочно как минимум в два раза снижать поголовье, выкупить хотя бы 150 тыс. оленей, забить их, построить морозильники для туш. Сделать хоть что-нибудь, чтобы сохранить природу и не потерять то, что столько лет выращивали. Не сделали. К концу зимы 2013 года, по официальным данным, умерло около 90 тыс. оленей. По-видимому, больше. Только на территории Ново-Портовского месторождения лежит около тысячи оленьих трупов. И впереди еще не один падеж.
Эту экологическую проблему быстро не решить. Лишайниковый покров, выбитый оленями, будет восстанавливаться 20 — 30 лет, если полностью устранить на него нагрузку. Травянистый покров и кустарники восстановятся быстрее. Но оленей-то из тундры не изъять, а их уже должно быть в два раза меньше. А как это сделать? Придется ущемить в достатке разросшееся коренное население.
— Забрать оленей у ненца и зарубить — это требует переворота сознания…
— Во-первых, не забрать, а выкупить. Во-вторых, давно пора проснуться: Ямал стоит на грани катастрофы. Не только экологической, но и социальной. Пока многим она слабо заметна. Но есть уже ненецкие хозяйства, которые остались без оленей вообще.
Скоро части коренного населения просто нечего будет есть. Они уже вынуждены забивать оленей летом, чего прежде старались не делать. Сегодня оленеводы не могут летом питаться гусиным яйцом и мясом, как это делали их предки, — запрещено правилами охоты. Да и гусь старается уйти с Ямала: сильно действует фактор беспокойства, и эта птица, способная за день пролететь 800 километров, все больше гнездится на Таймыре. Не могут ненцы и рыбу есть где и сколько хотят, потому что есть обезрыбленные участки тундры: проблема на нижней Оби с рыбой колоссальная, и она нарастает.
Осетра и муксуна кончили, ряпушка — на очереди
— Справочники по рыболовству до сих пор утверждают: реки Ямала богаты ценными видами рыб, и истребить их не могут ни местное население, ни браконьеры.
— Действительно, Обь — самая рыбная река из впадающих в Северный Ледовитый океан. Она давала сиговых больше, чем все остальные: Печора, Северная Двина, Лена, Енисей, Колыма. В конце 70-х годов вылов на Оби был в районе 30 тыс. тонн в год. Для сравнения — в Волжском бассейне 50 лет назад ловили 300 тыс. тонн. Но вместе с появлением железной дороги на Ямбург и шоссейной на Тазовскую губу начался банальный вывоз рыбы с Ямала, настоящее разграбление. За последние полвека вылов на нижней и средней Оби упал почти в два раза, до 17 — 19 тыс. тонн. При освоении газовых месторождений практически обезрыблены все реки Западного Ямала. Так, к середине 90-х годов обнищала река Морды-Яха — белой рыбы к тому времени в ней практически не осталось.
Дело в том, что на полуострове экстремальные условия для всего живого, в том числе и для рыб. Почти все реки на Западном Ямале перемерзают. Рыба спасается в больших и глубоких (до 30 — 50 метров) верховых озерах. Там зимует вся рыба из местных рек. Вся! И что начинается?! Рыба заходит в эти озера на зимовку, а ее не впускают, хочет уйти по весне — не выпускают: ставят сети и вывозят — рюкзаками, бочками, на вертолетах. Бочки, забитые рыбой, стояли огромными рядами на берегах таких крупных озер Ямала, как Нейто, Ямбуто, Мордымалто, Яррато. Но вечно это не могло продолжаться: если рыба не пришла на нерест, откуда взяться новым поколениям? Вдумайтесь: нужно десять-четырнадцать лет, прежде чем муксун созреет и будет готов к нересту. За эти десять лет муксуна и кончили.
— Насколько ситуация критична?
— Урон колоссальный. Мы пришли к рыбной катастрофе на реке Обь! Сначала кончили популяцию осетра. Впервые она снизилась после 50-х годов, когда построили Новосибирское водохранилище, преградив осетру дорогу на нерестилища в реки Бея и Катунь. Но даже после этого в 70-е годы был ресурс промышленных масштабов: до конца 80-х годов на Ямале существовала даже профессия — забойщик осетра. В 90-е мы кончили этих осетров.
Восстановить осетра на Оби мы не сможем как минимум в ближайшие 50 лет, даже если примем адекватные меры: точка невозврата пройдена. Осетр — как человек: начинает созревать в 13 — 15 лет, средний возраст производителя, который единично пока еще встречается на Оби, — под 50 лет. Если раньше для искусственного воспроизводства, которое финансируется федеральным и окружным бюджетами, не могли поймать десятка пар, теперь и одну рыбоводам трудно найти.
Вслед за осетром принялись за муксуна. Снова сыграл неспецифический фактор — огромное количество людей, способных купить всего муксуна Оби. Его путь на нерест идет через территорию, где живет около миллиона человек: Нижневартовск, Сургут, Мегион, Нефтеюганск. Здесь ему просто не давали пройти. Плюс колоссальная коррупция: гаишники за деньги пропускали груженые муксуном машины, хотя ловить его зимой нельзя. Все разговоры о том, что нужно прекращать промысел, ни к чему не приводили. Теперь муксуна здесь нет. Все, съели. Он уже восемь лет на нерестилища в Томскую область почти не приходит.
В меньшей степени пострадали реки Западного Ямала: их бассейны изолированы от Оби и впадают непосредственно в Карское море. 20 лет назад нам удалось запретить промысел на реке Морды-Яха, где расположено месторождение Бованенково, удалось включить муксуна в Красную книгу ЯНАО. Это была очень хорошая мера — сейчас популяция муксуна в этой реке восстанавливается.
— Значит, все поправимо?
— Влияние перепромысла разрушительно, но остановить его можно. Для этого надо волю. Главное — сохранить экосистему нижней Оби и Обской губы.
— А качество воды в Оби влияет?
— Обь стала значительно чище, чем в конце 70-х, содержание нефтепродуктов и тяжелых металлов в ней заметно сократилось: собственники нефтяных месторождений из соседней Югры начали строже следить за выбросами. Работают и очистные, и система штрафов. Если грязь и есть, то в основном вокруг поселков. В пойме и притоках относительно чисто. Как результат — больной рыбы на Оби нет. Нет у нас экологической катастрофы на нижней Оби. Есть катастрофа с особо ценными видами рыб.
— Природные факторы исключены?
— Их никогда нельзя исключать. Сиговые — это рыбы арктического комплекса, они не терпят фенологических сбоев, в том числе потепления: бывает, что личинки вылупляются раньше времени, но следом приходят заморозки, и им не хватает собственных эндогенных запасов, чтобы выжить. Так что природа тоже постаралась для снижения их численности.
— Какими могут быть последствия изменений климата?
— Беспрецедентные темпы повышения температуры в последние десять лет не означают, что нас ждет жара. Грядет похолодание: все это лето Байдарацкая губа простояла во льду, забито льдом было и Карское море. По прогнозам метеорологов, эта зима будет холодной, суровой, но последней комфортной в череде зим. Такие прогнозы нельзя не услышать. Впереди настоящие морозы, как в 70-е годы: не прекращающиеся три месяца подряд минус 40 градусов с ветром. Это постепенно отгонит теплолюбивых карповых рыб на юг: в 70-е они вообще не размножались за Полярным кругом. Получается, что заводы на ЯНАО, пока еще использующие карповых рыб, практически лишатся сырья. Сейчас все уже кинулись ловить ряпушку, которая не квотируется. На реке Щучьей в этом году ходило до пяти неводов. Но еще пять лет такой рыбалки, и на Оби не станет и этой рыбы.
Порт порту рознь
— Сегодня на побережье полуострова Ямал и в Обской губе идет активное строительство новых портов для перевалки углеводородов. Несет ли это новую угрозу для экосистемы Оби?
— Как теперь выясняется, снижение ресурсов сиговых рыб Оби — не самое большое зло. В связи с началом строительства морского порта Сабетта на Ямале и проекта базы по переливу нефти в морские танкеры в районе Мыса Каменного — Нового порта возникает угроза существованию полупроходных рыб Обского бассейна, которой при грамотном подходе можно избежать. Обь зимой становится заморной полностью, на 2,5 тыс. километров от Васюганья до мыса Каменный в ней нет кислорода. В этот период рыбное богатство реки сохраняется на маленьких пятачках зимовки. В русле Оби рыба остается вблизи живунов, которых считанное количество. Большая же часть загодя, еще осенью, поднимается в уральские реки Северную Сосьву, Сыню, Войкар, Собь, где прячется на ямах, или уходит в Обскую губу.
Проект строительства морского порта Сабетта потребовал прокладки в Обской губе огромного канала шириной около 500 метров — для прохода ледоколов и морских танкеров ледового класса ARC7 с 12-метровой осадкой. А дно Обской губы — это мелкодисперсные илы. Представляете, какая в результате гигантская площадь будет заилена. А ведь это и кормовая база рыб, и места обитания. Но и это еще не самая главная беда: лет через пять кормовая база сама восстановится.
Проблема в том, что по искусственным каналам, необходимым для прохода крупных танкеров в порт Сабетта и далее до мыса Каменный и устья Тазовской губы, будут проникать далеко на юг морские воды, которые сдерживаются сегодня двумя Обскими барами. Именно южнее этих баров в районе впадения Тазовской губы в Обскую и формируется в конце зимы ограниченная зона жизни для рыб. Южная граница этой зоны определяется заморными водами Оби. Общая длина «зоны жизни» — около 100 километров. Благодаря каналу произойдет смыкание морских и заморных вод, что приведет к тотальной гибели рыб, зимующих в Обской губе. Уничтожение популяций ценных видов рыб в многоводный год, когда заморные воды проникают на север дальше обычного, может произойти за один сезон. Компенсация ущерба при уничтожении экосистемы Обской губы будет невозможна.
— Насколько серьезными окажутся изменения?
— Мы прикидывали, что катастрофических изменений в рыбном сообществе строительство канала в районе северного бара, у порта Сабетта, не вызовет, потому что там рыбы очень мало. За счет этого канала объем пресной воды в зоне зимовки в апреле уменьшится примерно на 10%.
Гораздо больший урон экосистеме может нанести строительство круглогодичного терминала по перевалке и вывозу нефти вблизи месторождения Новопортовское, которое начали разрабатывать год назад. Он расположится как раз в районе основных мест зимовок рыбы. Сейчас нефть с этого месторождения переваливают с речных на морские суда и только летом. Это еще очень щадящий проект для экосистемы Обской губы. Но там хотят построить постоянный действующий терминал, который будет отстоять от берега на 4 — 5 километров и в него круглый год будут заходить уже не речные суда, а морские танкеры. Если они будут, как в Сабетте, с 12-метровой осадкой, придется прорывать еще один канал у мыса Трехбугорного. Тогда вероятность того, что заморная вода сомкнется с морской в районе мыса Каменный, резко возрастет. Особенно в годы больших паводков на Оби. Как, например, в 2007 году, когда в естественных условиях экстремально высокий сток воды в Оби расширил границы распространения заморной воды и резко увеличил гибель рыб от замора в Обской губе. Официально — до 8 тыс. тонн.
Такая угроза есть. В этом случае все полупроходные рыбы — и сиговые, и налим, и остатки осетра — в Оби закончатся в один год. Тоже ждет и корюшку. Есть угроза полного обезрыбливания Оби в отношении ценных рыб. Пойдем мы на это? И что тогда? Что мы получаем в плюс, что в минус? Я считаю, что осадка танкеров в 9 метров — это предел, который может быть. При том что терминал размещается непосредственно у мыса Каменный. Если хотите, перегружайте потом нефть с этих танкеров на 12-метровые в Сабетте. Кто мешает? Ведь сейчас перегружают с речных на морские суда, и ничего, рентабельно. Было бы невыгодно, не возили бы.
Сейчас «Газпром нефть» декларирует, что здесь будут работать танкеры осадкой в 9 метров, не глубже. Если это так, то прокладки канала не потребуется и второй бар не будет разрушен. Но с танкерами придут и мощные ледоколы, которые уже строятся. Они должны будут давить пресный лед Оби, который крепче морского чуть ли не в пять раз. А какие для этих ледоколов потребуются глубины? Этот вопрос завис в воздухе.
Остается еще одна угроза для экосистемы Оби — аварийная. Представьте, что авария на нефтяном танкере или терминале происходит зимой, в минус 40 градусов при ветре 30 метров в секунду. Собрать ничего невозможно в принципе. Но можно ли избежать аварии? Наверное, можно. В проекте Новопортовского терминала официально указано, что раз в 40 лет авария может произойти. Хорошо, если эта угроза наметится тогда, когда нефть из месторождения уже выкачают.
Хочешь жить — оставь в покое
— Искусственное воспроизводство может решить проблему обезрыбливания ямальских рек?
— Считается, что на ямальском севере оно необходимо. Так ли это? Нерестовые реки, стекающие с Полярного и Приполярного Урала, — девственные, почти первозданные. Нет там ни дорог, ни заводов. Лишь рядом с рекой Собь в поселке Харп добывают хромитовые руды, что-то от этого промышленного производства попадает в реку. Но в целом даже экосистема Соби терпит промышленное воздействие, и отложенные здесь икринки развиваются нормально, без уродств. Конечно, северные реки разные по качеству и эффективности. Так, на Харбее в морозные зимы гибнет до 100% отложенной икры: она всю зиму лежит на промороженной гальке. А на такой реке, как Манья, сохранность — 95%. Ни один рыбозавод в мире не может обеспечить такую выживаемость. Такая же прекрасная река Танью — за счет больших петлеобразных изгибов (меандр), которые она образует, каждый раз делая поворот на 180 градусов. Эти узкие места забиваются шугой, образуя плотину. В результате уровень зимней межени (уровень воды в реке) на нерестилище выше, чем осенью, когда икру откладывали. Река здесь не перемерзает, хищников нет — идеальный микроклимат. Икра может развиваться прямо во льду, который находится ниже уровня воды. Главное, чтобы температура льда была на нуле.
— На рыбозаводе чем хуже?
— Там очень хорошим результатом считается, если выживет 70% икринок. 80% — это просто прекрасно! Но остальные всегда гибнут. Никогда этот показатель не достигал 95%. В среднем если взять все нерестовые реки Полярного Урала, то в них выживает 30% икринок. И этого достаточно, чтобы рыбный ресурс региона сохранялся. В одной самке 20 — 30 тыс. икринок. Чтобы численность сохранилась прежней, на нерестилище из этого поколения через 5 — 6 лет должно вернуться всего две рыбы — самка и самец.
Так что наши полярноуральские реки, в основном Северная Сосьва, Сыня, Войкар, сами могут обеспечивать воспроизводство сиговых рыб. А мы все больше внимания зачем-то уделяем искусственному восполнению численности. Эта вредная парадигма уже 20 лет доминирует в Западной Сибири.
Помогать природе нужно тогда, когда антропогенное влияние разрушает нерестилища, места зимовок и нагула. Когда природа сама не справляется, как на реках Харбей и Лонготъеган. Тогда искусственное воспроизводство необходимо. За счет него на Волге долго жила белорыбица, путь которой на нерест в Волгу и Каму отрезали плотиной Волгоградской ГЭС. Опыт был весьма успешный: до обрушения коммунистического режима в стране почти весь осетр на Волге был искусственного воспроизводства. Уже потом пришла разруха, и осетра на Каспии, где прежде жило 95% осетровых всего мира, успешно кончили. Когда Новосибирская плотина отрезала осетровых, нужно было сразу помогать природе. Но построенный в Абалаке завод с задачей воспроизводства осетровых не справился. Сейчас эту задачу пытаются решить новосибирцы. Их заводы оказались поэффективнее: молодь осетров в верховьях Оби начала появляться. Но восстановление осетра все равно под вопросом — его слишком мало. Крайне важно организовать искусственное воспроизводство и обского муксуна, нерестилища которого в реке Томь нарушены. Для этого нужно срочно создавать крупные маточные стада на рыбозаводах в Самбурге, Ханты-Мансийске, а также в поселке Харп, завод в котором достроят в 2015 году.
А зачем, скажите мне, упираться и строить заводы по искусственному воспроизводству пеляди, изымать ее из диких популяций, когда нерестилища и так хороши? Заготавливать икру для последующего зарыбления рыбхозов уже не следует. Каждые пять-шесть лет эта рыба вновь возвращается на нерест. Дайте отнереститься 100-тонному стаду пеляди — это трехмиллиардный фонд икры. Для сравнения: у нас все заводы Урала и Западной Сибири могут загрузить не более 2,3 миллиарда.
— То есть строительство новых рыбозаводов на Урале и в Западной Сибири может только усугубить ситуацию?
— Стройте, но при условии, что создадите на них свои маточные стада. Вырастите сначала стадо, которое будет давать вам икру, получайте посадочный материал, продавайте его, зарыбляйте озера, выращивайте товарных сеголеток. В Курганской области выращивают 1,5 — 2 тыс. тонн сеголеток пеляди в год, не имея ни одного маточного стада. Чему здесь радоваться? Это же прямое разграбление природного фонда Оби. До сих пор доминирует мнение, что на Оби рыбы пропасть, и если мы чего-то возьмем, немного выпустим, что-то продадим, то не убудет.
В Китай, согласно официальным научным публикациям этой страны, из Тюменского региона продали 7 млрд личинок. Считаю, что если бы не собирали икру для искусственного воспроизводства той же пеляди, сейчас бы не было такой беды: ее малочисленные и многочисленные генерации различаются в 500 тыс. раз. То есть два года эта рыба на нересте есть, потом три-четыре года ее крайне мало.
— Как не допустить рыбной катастрофы на Оби и обезрыбливания Ямала?
— Первым делом отвести угрозу уничтожения мест зимовок рыбы в Обской губе — признать, что в среднюю часть губы могут заходить танкеры с осадкой не больше 9 метров.
Второе — создать охраняемые территории на местах массовых зимовок и размножения рыб на Восточном склоне Приполярного и Полярного Урала, в устье Тазовской губы. Сегодня их здесь нет. В отличие от западного склона, где республика Коми для охраны местной экосистемы создала заповедник и огромный Национальный парк Югыдва. Он, кстати, находится под защитой ЮНЕСКО. Неужели опыт этого региона нас ничему не учит? Когда в Печоре из-за варварского вылова пропала ценная рыба, в том числе семга и сиговые, большинство местных рыбозаводов закрылись.
Чтобы помочь природе в ситуации, которая сложилась на нижней Оби, нужно рыбозаводы строить только для искусственного воспроизводства тех видов, у которых естественное нарушено, в первую очередь осетра, муксуна, нельмы, отчасти чира. Закройте в ЯНАО нерентабельные рыбные заводы, перестаньте их дотировать — рыбы больше не станет.
Нужно реально охранять нерестилища и нерестовые стада. Вопрос — кто должен охранять: разве местный рыбинспектор, живущий в таежном поселке, может бороться с массовым браконьерством? Охранять нужно выездными бригадами и на специальных кордонах, ограничивающих въезд людей в период нереста на нерестовые реки. А экосистему уральских нерестовых рек нужно охранять заповедниками или заказниками, которых, к сожалению, нет. Но никто этого не делает. Никто не может прекратить браконьерский вылов даже той рыбы, которая пришла на нерест в реку с 95-процентным выживанием икры, никто не останавливает КамАЗы, забитые браконьерской рыбой.
Третье — необходимо снижать интенсивность промысла. Шутки в сторону! Если местные коренные народы хотят, чтобы их дети и внуки жили с осетрами и сигами, они должны правильно понять этот посыл и сами участвовать в деле охраны рыбных ресурсов. Прекратить браконьерство и продажу рыбы на Большую землю. Поймите: вашими руками с ваших земель вывозится национальное богатство!
Нужно перестать регулировать интенсивный промысел квотами, по крайней мере на Оби. Квоты высчитывают от общего объема вылова, не зная, сколько рыбы вылавливается незаконно, сколько рыбы водится в реке. В этом нет никакого прока. Мое мнение: оставьте сейчас рыбный ресурс Оби местным жителям, представителям коренных малочисленных народов. Надо запретить продажу рыбы из ЯНАО за пределы округа, чтобы вывоза не было вообще, по крайней мере, до восстановления запаса. Городских жителей кормит океаническая рыба. А речная — прерогатива сельских жителей.
Рыбаку на Ямале уже много лет платят дотацию даже просто за предоставленную бумажку о якобы выловленной и проданной рыбе. Конечно, необходимо поддерживать местное население, бросить его на произвол судьбы нельзя. Так дайте рыбаку другую работу, переобучите. Представители ненцев сегодня говорят, что хотят только рыбу ловить и оленей пасти. Но придется учиться новому ремеслу, если жить хочется. Постройте, в конце концов, здесь коровники — в пойме Оби растет прекрасный корм для скота. Вся Воркута прежде кормилась за счет колхозов, располагавшихся вблизи поймы реки Уса. Сейчас об этом почему-то забыли.
Вы сравните, как живут люди на Оби и на Печоре. На Оби все ездят на «Ямахах», «Меркуриях», кроют дома черепично-красными крышами, а на Печоре — «Вихри» 60 — 70-х годов, заштопанные лодки и нищие деревни. Кончили рыбный ресурс Печоры — и деревенский народ обнищал. Это же ждет ненцев, если не увеличим рыбные запасы.
— Но разве достаточно усилий одного региона, чтобы сохранить популяцию? Ареал сиговых не ограничивается одним ЯНАО.
— Конечно, белая рыба трансгранична. Места миграции того же муксуна и осетра проходят через ХМАО, а в ЯНАО и Томской области у них места нагула и размножения. Субъекты федерации должны договариваться. По этому пути уже пошли — запретили вылов обского муксуна. Правда, почему-то только на один год, хотя нужно на десять! Если за сохранение благородной рыбы будет бороться только ЯНАО, результат окажется невелик. Нужно, чтобы к охране рыбных ресурсов подключилась Югра, руководству которой эта проблема сегодня не интересна. А зря: нескольким районам ХМАО та же пелядь приносит жизнь.
Хорошо хоть, отказались от строительства гидроэлектростанций на малых реках Приполярного Урала. А вот прекратить добычу золота в Югре на уникальной по нерестовым свойствам Манье не могут. Здесь от него обогащаются собственники, которые меняются каждый год, и совершенно не заботятся об экологическом состоянии нерестовой реки: промышленные отстойники рвет каждую весну, загрязненный ил идет на прекрасное нерестилище. Нельзя так разбрасываться национальным достоянием! Таких нерестовых рек, как Манья, в мире больше нет! Оставьте эти килограммы золота в резерве — будет у России крайняя нужда, тогда и возьмете.
Снижение биоразнообразия на планете идет постоянно и непрерывно. Но одни спохватываются и делают все возможное для его восстановления, а другие нет. Недавно в Темзу впервые за 100 лет зашел лосось — для местных это был настоящий праздник! И мы должны справиться, обязаны. Если мы хотим иметь процветающую Россию, нам обязательно нужно обращать внимание на экологические проблемы. Причем ставить их во главу угла.