Трубодень

Блоги

Минтруду до 30 сентября поручено оценить возможный перевод российской экономики на четырехдневную рабочую неделю с точки зрения влияния на производительность труда и социальную сферу. Экономисты в блогах предлагают разобраться с сутью вопроса, противоречиями и проблемами при реализации такой инициативы

Евгений Гонтмахер

Российский микрохайп из-за четырехдневной рабочей недели начался после выступления Дмитрия Медведева 11 июня на пленарном заседании Международной Организации Труда в Женеве. Тогда он, в частности, сказал: «Весьма вероятно, что будущее — за четырехдневной рабочей неделей как основой социально-трудового контракта». А на днях на встрече с главой РСПП Александром Шохиным глава правительства дал понять, что от идеи не отказывается: «Очевидно, что нам тоже нужно думать об изменениях в трудовом законодательстве <…>, имея в виду различные формы регулирования труда, включая так называемый удаленный труд и гибкий график работы». Теперь к практическому обсуждению этого вопроса на полном серьезе подключились депутаты Гос­думы, сенаторы, профсоюзы. <…>

Идеи премьера основаны на неуместных примерах и противоречат мировым тенденциям — переходу к ненормированному труду и гибкому графику. Медведев в качестве примера привел Генри Форда, который сто лет назад «решился на сокращение рабочей недели с 48 до 40 часов и получил впечатляющий рост производительности труда». Но этот пример не слишком релевантен. <…> обсуждаемый сейчас в разных странах переход на четырехдневную рабочую неделю связан, как правило, не с физическим пере­утомлением, истощением трудящегося, а с совершенно другими задачами. Сам же Медведев в своем выступлении в Женеве отметил: «Технологический прогресс приводит к сокращению не только рабочих мест, но и рабочего времени, к расширению досуга». Идущая в мире роботизация производства и цифровизация управления им высвобождает живых людей, которым надо обеспечить занятость. Но эффективным механизмом этого во всем мире уже давно является не сокращение рабочей недели, а уменьшение часов работы. При стандартных 40 часах в неделю (8 часов 5 дней в неделю), которые пока применяются в большинстве развитых стран, в некоторых из них этот параметр меньше: в Финляндии и Бельгии — 38, в Дании — 37, а во Франции — 35 часов. Четырехдневной рабочей недели, установленной на общенациональном уровне, нет нигде.

В подтверждение предложения Дмитрий Медведев, кроме явно неудачной отсылки к Генри Форду столетней давности, сказал про некую новозеландскую компанию, которая ввела четырехдневную рабочую неделю. «Третий выходной оплачивался так же, как и остальные два. В итоге прирост производительности в пересчете на один час рабочего времени составил около 20%. Уровень стресса сотрудников снизился тоже достаточно значительно».

Речь, видимо, идет о трастовой компании Perpetual Guardian, в 16 офисах которой, разбросанных по всей Новой Зеландии, работает порядка двухсот человек. Это финансовое учреждение, занимающееся доверительным управлением собственностью и другими активами. Как измерить производительность труда в подобного рода структурах? <…> Насколько представителен эксперимент в небольшой, даже по новозеландским меркам, фирме, где занято всего 200 человек? Тем более что государство к этой инициативе не имеет никакого отношения и не планирует законодательно закрепить эту норму. <…>

Удивительнее всего то, что в упоминаемом выступлении Медведева содержится мысль, которая практически полностью перечеркивает идею о законодательном введении четырехдневной рабочей недели. Он говорит: «Нам нужны новые подходы к таким базовым понятиям, как “рабочий день”, “рабочее место”. Речь идет о более лояльной организации рабочего времени: гибкие графики, дистанционные форматы, вызов сотрудников по мере необходимости». Так что же предлагается — гибкие графики или четко установленные четыре рабочих дня? Такое впечатление, что тот человек, который писал речь Медведева, надергал какие-то куски из разных материалов и механически склеил их.

<…> Кроме того, что фиксированная по времени рабочая неделя и рабочий день в XXI веке начинают становиться анахронизмом и уже нет никакого резона рассматривать это на законодательном уровне, есть и ряд других, давно существующих обстоятельств в пользу этого тезиса. Возьмите, например, труд учителя и врача. <…> А малый бизнес? Он всегда живет по собственному рабочему графику.

Введение на законодательном уровне четырехдневки, теоретически говоря, можно обсуждать только в применении к постепенному исчезающему даже в России сектору занятости, связанному с монотонным, тяжелым физическим трудом. Но здесь появляется еще одна проблема. Очевидно, что гипотетический переход на четырехдневку не должен: а) удлинять рабочий день с нынешних 8 до 10 часов; б) сказываться на оплате труда (ее снижении) там, где зарплата рассчитывается исходя из должностных окладов. Возможно ли это в современной России, с ее хилой экономикой и массой нерентабельных предприятий? Очевидно, что любое законодательное указание, например, по неснижению зарплат, легко обходится и частным, и государственным работодателем, если это несет ему дополнительные издержки. Например, работников будут массово переводить на неполный рабочий день и неполную же рабочую неделю. Естественно, что возрастет масштаб и без того аномально распространенной у нас «серой» экономики.

Подводя короткий итог всей этой высосанной из пальца истории, хочется еще раз удивиться степени упадка профессиональной квалификации. <…>   

Игорь Николаев

<…> Нельзя сказать, чтобы это прозвучало совершенно неожиданно. <…> в начале текущего года данный вопрос обсуждался на международном экономическом форуме в Давосе. <…> Возможно, в развитых странах и наступило время для обсуждения перспектив четырехдневки, но мы-то чего вдруг об этом заговорили? За премьером после Женевы на эту тему уже успел высказаться ряд российских товарищей, которые, разу­меется, тоже не исключают введения четырехдневной рабочей недели. <…> «не исключать», — это беспроигрышный вариант, потому что, действительно, исключать подобные вещи нельзя. Ведь установили же в СССР пятидневную рабочую неделю. <…> Но и ожидать трудно. Особенно на фоне реализации решения о повышении пенсионного возраста. А то как-то интересно получается: российские власти обосновывали необходимость повышения пенсионного возраста тем, что на одного пенсионера все меньше приходится работающих, и одновременно говорят о возможности, фактически, сокращения числа работающих. Это как? Да никак. Но тогда зачем об этом говорить?

<…> Все просто: надо же было о чем-то сказать. У нас у властей в целом сегодня проблема с новыми конструктивными идеями. <…> Ну, вот и озвучили. Не учли только, что слышать это сегодня от представителя России, отличающейся невысоким уровнем производительности труда, по меньшей мере, странно. Потому что понятно, что всерьез обсуждать перспективы четырехдневки можно только тогда, когда у вас эффективность труда находится на совершенно ином уровне. И еще одна возможная причина. <…> сегодня серьезнейшей проблемой в России является долговременное падение реальных располагаемых денежных доходов населения. Это начинает сильно раздражать власти. По-видимому, решили, что можно дать народу для отвлечения внимания такую «жвачку» — переход на четырехдневку. Пусть обсуждают это, а не снижение реальных доходов. <…>