О банкротстве и несостоятельности
Реформа института банкротства в стране начинается без учета фундаментальных экономических факторов. При этом игнорируется мнение одного из основных участников процесса — саморегулируемых организаций арбитражных управляющих
Премьер-министр РФ Дмитрий Медведев утвердил «дорожную карту» реформирования института банкротства, разработанную Минэкономразвития. В ней предлагается сократить сроки и издержки на ведение процедур, увеличить размер погашения требований кредиторов, достичь баланса реабилитационных и ликвидационных дел. Подход авторов «дорожной карты» таков: снятие бюрократических препонов в этом процессе необходимо для дальнейшего продвижения России по строкам известного рейтинга Doing business. На наш взгляд, это неверно. Да, низкие позиции страны в рейтинге — результат давно копившихся проблем разных сегментов, в том числе и института банкротства. Но одними декларациями их не решить, требуется осмысление фундаментальных вопросов, а за этим принятие эффективных мер. Мы, профессиональные участники этого института в лице Российского cоюза СРО арбитражных управляющих (РССРО АУ), еще в 2012 году направили в Госдуму РФ 15 законопроектов о внесении изменений в различные законы и нормативные акты. Эти поправки, будучи реализованы, давно могли разрешить противоречия. Вместо этого мы получаем «дорожную карту», ставящую размытые задачи на 2016 — 2018 годы.
Оздоровление, а не добивание
Основная проблема института банкротства предприятий в России заключается в том, что 98% всех процедур завершаются ликвидацией должника, а не восстановлением его платежеспособности. Между тем в развитых странах наблюдается ровно противоположная картина: экономисты сравнивают уход каждой фирмы с рынка со смертью человека. Именно поэтому там законодательство нацелено на продление жизни предприятия. Мы давно говорим: чтобы восстанавливать и удерживать на плаву должника, необходимо своевременно, а не спустя два-три года с момента обнаружения «болезни» начинать его оздоровление. А как восстанавливать платежеспособность, если должник фактически не имеет возможности брать в банке кредиты, очень часто необходимые для обеспечения его деятельности? Как известно, предприятие, где идет процедура банкротства, попадает в четвертую категорию риска, при которой банк должен создавать дополнительные резервы, что на деле означает «отказ». Или взять максимальный срок, на который суд может ввести внешнее или финансовое управление. У нас он — всего 18 месяцев. Мы давно говорим, что этого недостаточно. Рентабельность действующего бизнеса редко превышает 15%. То есть за год предприятие накопит в лучшем случае 15 — 20% прибыли. При этом нужно покрыть все текущие технологические и налоговые расходы. А если долги накапливались годами? Для их погашения годы и понадобятся.
И это еще не все: наше законодательство создает условия для того, чтобы использовать банкротство для сомнительных целей, например, смены оболочки для бизнеса. Накопил долги — отставил компанию, создал новое юридическое лицо. Ответственность за вывод активов есть, но на деле с этим сложно бороться. Лишь в последнее время начал работать механизм привлечения руководителей и собственников к субсидиарной ответственности по долгам банкрота. Активы при этом остаются за балансом должника, как правило, они арендуются или находятся на праве оперативного управления. Ими должник не отвечает перед кредитором, а значит, кредитор не получит возврат долга. Это порождает цепную реакцию обмана.
Не на том экономим
Второе обстоятельство, на которое обращает внимание «дорожная карта», — сокращение издержек. В документе поставлена цель: снизить стоимость процедуры банкротства к 2018 году на один процентный пункт.
Я так понимаю, что правительство начнет делать это за счет вознаграждения управляющим и расходов на привлеченных специалистов: юристов, бухгалтеров, оценщиков, кадастровых инженеров. Но тогда упадет и качество управления: дешево хорошо не бывает! А вознаграждение арбитражных управляющих и без того невелико: 10 тыс. рублей за осуществление всей процедуры банкротства отсутствующего должника и 30 тыс. рублей ежемесячно за осуществление прочих (обычных) процедур. Эти размеры установлены с введением в действие закона о банкротстве в 2002 году. За прошедшие 12 лет никакой индексации к ним не применялось. Да, размер постоянного вознаграждения может по решению кредиторов быть увеличен, но выплачиваться оно будет за их счет. Неудивительно, что такая практика повсеместно изжита. И вне зависимости от того, работает на предприятии несколько тысяч человек или полтора землекопа, получать управляющий будет одну и ту же сумму.
Мы предлагали экономить конкурсную массу должника за счет других статей расходов. Например, на опубликование сведений о банкротстве. Сейчас управляющий обязан делать это в трех изданиях: газете «Коммерсантъ», местном печатном издании и едином федеральном ресурсе в интернете. При этом «Коммерсантъ» применяет ставку за размещение сведений о банкротстве в 150 руб./кв. см. При таких ценах из конкурсной массы за каждое объявление в этом издании уходит от 4 до десятков тысяч рублей. А ведь это тоже деньги кредиторов банкрота. Можно ограничиться публикацией в сети.
Еще одна статья экономии — отмена псевдоэскпертизы отчета об оценке актива со стороны Росимущества. Достоверность оценки рыночной стоимости имущества унитарного госпредприятия, МУП или ОАО с госдолей более 25% проверяет сотрудник ТУ ФАУГИ. На это согласование уходит не менее месяца, при переделке отчетов — до года. Что дает такая щепетильность? Ничего, кроме затяжки процедуры. Затея надуманная: цена госимущества в отчете вырастает, а имущество уходит с торгов не ранее второго-третьего понижения стоимости. А в большинстве случаев продажа происходит путем публичного предложения, то есть по цене в разы меньше бумажной. Риторический вопрос: таким ли способом нужно повышать рыночную стоимость имущества любого, не только госпредприятия?
Цена предприятия стремительно падает при начале фактического, а не юридически признанного банкротства. И эти события разделяют в 70% случаев два-три года, а то и больше. Именно в период латентного развития банкротства предприятие теряет рыночную долю, квалифицированных специалистов, наиболее ликвидные активы и прочее. То, что осталось после формального признания должника банкротом, уже никому за первоначальную цену не нужно. И цена там не рыночная (читай определение рыночной), а ликвидационная, определяемая под давлением обстоятельств ликвидации и в более короткие сроки экспозиции. Вывод: чем раньше должника признают банкротом и применят юридические ограничения к незаконному обороту его активов, тем дороже они могут быть оценены.
Время — деньги
Известно: чем дольше идет процедура банкротства, тем оно дороже. И зачастую процедура затягивается не по вине управляющего. Кредиторской задолженностью по налогам и обязательным платежам должника управляет ФНС из Москвы. По этой причине неоднократно по ходатайству представителя налогового органа собрания переносятся, так как налоговый орган не принял решение. Почему решения по каждой процедуре банкротства надо принимать в центральном аппарате ведомства? Одному нашему управляющему восемь раз переносили собрание. Длилось это год, и обошлась кредиторам такая задержка в 800 тыс. рублей дополнительных затрат. Профсообщество считает, что в этом случае надо взыскивать допрасходы с ФНС и других кредиторов, допустивших увеличение расходов при затягивании процедуры, а не только с управляющего.
Наконец, особый аспект реформы института — качество и профессионализм арбитражных управляющих. Согласимся, проблема низкого профессионального уровня и недобросовестности есть. В «дорожной карте» предлагаются общие меры — усиление административной, финансовой и уголовной ответственности управляющих и СРО. Из конкретных мер — расширяется круг лиц, по жалобам которых проводится проверка деятельности управляющего, предлагается также установить штраф 100 тыс. рублей за допущенные нарушения. При этом статистика административных правонарушений, фиксируемая Росреестром, говорит: до 70% таких нарушений носят непреднамеренный характер и не влекут убытков для участников процедуры банкротства. Тогда зачем ужесточать наказание? Может, пересмотреть подходы?
Как известно, арбитражные управляющие объединены в СРО, и для того, чтобы иметь доступ к профессии, должны выполнять определенные требования. В случае нарушения они исключаются из СРО. И тут же переходят в другую. Мы считаем, что нужно немедленно ввести запрет как минимум на год на переходы управляющего из одной организации в другую, если из своей он исключен по отрицательным мотивам. Настало время вырабатывать более жесткие правила, отсеивая недобросовестных управляющих из-за несоблюдения корпоративных правил и исключать из профессии с правом повторного входа не ранее чем через год. Дисциплина улучшится, разгильдяи покинут профессию, оставшиеся будут добросовестно исполнять обязанности.
При необходимости, например, можно было бы установить для входа в профессию дополнительные заградительные барьеры. Например, требовать от кандидата не запись в трудовой книжке, что он имеет стаж руководящей работы более двух лет, а реальный стаж работы в корпоративном управлении. Либо ввести имущественный ценз: сумел до прихода в профессию заработать дом, дачу, машину — берем.
Изменение законодательства о банкротстве назрело давно. Но реформируется оно не комплексно, в соответствии с развитием экономических и общественных институтов, а путем одиночных, не сведенных по степени важности и образуемым последствиям поправок, и главное — без учета мнения СРО арбитражных управляющих.