Переходим к стагнации

Появятся ли в 2025 году новые драйверы у российской промышленности, рассказал эксперт

Появятся ли в 2025 году новые драйверы у российской промышленности, рассказал эксперт
фото пресс-службы УрФУ

Сильный рост промышленного производства сгенерирован ограниченным числом секторов, в основном завязанных на оборонном комплексе

О ключевых трендах развития промышленного сектора «Эксперт-Урал» поговорил с заместителем генерального директора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Владимиром Сальниковым.

Узкий круг драйверов

— На что указывает статистика промышленного производства по итогам 2024 года?

— Мы считаем 2024 год годом торможения экономики и перехода к стагнации. Да, общие итоги года получились впечатляющие: прирост ВВП на 4,1%, промышленности — на 4,6%. Это очень высокие темпы на фоне не самых благоприятных внешних условий.

Однако следует учитывать, что этот рост во многом объясняется эффектом базы. При сравнении показателей «год к году» прирост выпуска достигается в том числе за счет роста в предшествующие периоды (в нашем случае — в 2023-м и начале 2024 года). Более объективную картину оценки текущей тенденции дает анализ тренда — помесячного или поквартального изменения интересующего показателя с устранением сезонного фактора. Эти расчеты говорят о том, что промышленность вошла в стагнацию с мая прошлого года; поквартальные темпы ВВП (пока есть данные только до III квартала) демонстрируют резкое замедление его прироста (с 1,2% за квартал в 2023 году до 0,6% в 2024 году).

Но самое интересное заключается в структурных особенностях роста. Если мы из общепромышленного индекса вычтем доступные данные по оборонно-промышленному комплексу, динамика будет еще ниже. Данные по сектору ОПК закрыты, но есть несколько отраслей, где вес ОПК является преобладаю­щим. Это производство готовых металлических изделий, компьютеров, электронных оптических приборов, летательных аппаратов и прочих транспортных средств. Если рассмотреть промышленность без этих секторов, то прирост выпуска оценивается не в 4,6%, а всего в 1,3%. То есть наш повышенный рост сгенерирован очень небольшим числом секторов, в которых велико влияние «оборонки».

И дальше, боюсь, действие стагнационных факторов будет только усиливаться. Во-первых, потому что бюджетный импульс спроса со стороны государства ослабевает. Во-вторых, серьезной проблемой остается нехватка кадров. Наконец, даже при благоприятном развитии переговорного процесса вряд ли быстро снимется санкционное давление.

И на этом фоне мы получили беспрецедентное ужесточение денежно-кредитной политики. Это серьезный фактор, который будет усиливать стагнацию. Стоимость кредитов сейчас уже вышла на запредельный уровень. Мало того, ставка стала настолько высокой, что начала дестимулировать инвестиции: доходность ОФЗ превышает уровень рентабельности в большинстве отраслей. Получается, что компаниям выгоднее держать средства на депозитах и получать неплохую доходность, причем практически без рисков, в отличие от ведения бизнеса.

И все эти факторы в этом году приведут к дальнейшему торможению, возможно даже некоторое снижение выпуска в отдельные месяцы или кварталы.

— Есть ли сектора промышленности, помимо «оборонки», которые на этом фоне чувствуют себя более уверенно?

— По-прежнему растет пищевая промышленность: +3,5% по итогам 2024 года. Этот рост поддерживают доходы населения, а также отчасти эффект импортозамещения, которым компании этого сектора начали заниматься довольно давно.

Из других крупных секторов рост наблюдался в целлюлозно-бумажной (+5,6%) и химической промышленности (+3,1%). Во многом это обеспечено большими инвестициями. Сектора оказались привлекательными, потому что у нас есть мощное конкурентное преимущество в виде собственного дешевого сырья. Буквально в последние несколько лет были введены большие мощности по производству бумажных изделий, полиэтилена, упаковки — того, что мы раньше импортировали.

Я бы обратил внимание на еще два сектора, которые вошли в позитивное поле. Правда, рост там имел характер восстановительного после большого шокового спада. Это автопром (+16,5%) и деревообработка (+4,2%).

— Кто в прошлом году оказался в негативном поле?

— Прежде всего добыча углеводородов. Сейчас, как известно, детальная информация закрыта, официальных цифр в деталях нет, но в целом по сектору нефти и газа падение оценивается в полтора процента по объемам. И это еще неплохой результат с учетом того, что санкции постоянно усиливались. Могло быть и хуже. В нефтедобыче основной фактор связан с добровольным уменьшением объемов производства в рамках соглашения ОПЕК+ для поддержания мировых цен, а также с уменьшением спроса со стороны нефтепереработки.

В производстве нефтепродуктов ситуация хуже, там снижение на 2,1% по итогам года. А между тем по итогам 2023 года нефтепереработка показывала рост на 2,5%. В 2024 году проявляется влияние специфического фактора: атаки на нефтеперерабатывающие заводы приводили к перебоям в работе установок.

Проблемы сейчас испытывает также черная металлургия (-1,2% по году). Спрос на мировом рынке низкий из-за насыщения рынка и общего торможения мировой экономики, особенно китайской. Раньше активное инфраструктурное и жилищное строительство в Китае поддерживало потребление нашего металла.

А в Китае своих мощностей достаточно, и на внутреннем рынке сложился избыток предложения, который выплескивается на внешний рынок. Так что нашим металлургам приходится тяжеловато. Просел и российский внутренний спрос, который поддерживался высоким уровнем активности жилищного строительства.

Да, потребление металла отчасти поддержала оборонная промышленность, но на фоне всего спектра факторов этого металлургам недостаточно.

Машины и люди

— В прошлом году невероятными темпами росло машиностроение. Чем можно объяснить динамику выше 19%?

— Эта отрасль очень неоднородная. Как я уже отмечал, сектора, привязанные к оборонному комплексу, растут, и в среднем на 30%, а есть и больше. У них проблемы другого порядка — где найти дополнительных сотрудников и как мощности расширить.

Есть сектора, где определенные стимулы задало государство, оценив, что для обеспечения технологического суверенитета нужно принимать программы их развития. К ним относятся станкостроение, энергомашиностроение, транспортное машиностроение, производство подшипников, электроники и ряд других.

В некоторых случаях проявляется эффект импортозамещения. Характерный пример — производство подшипников. Мы его практически потеряли за последние 30 лет. А сейчас начали развивать, но об устойчивом росте пока сложно говорить, поскольку крайне сильны китайские конкуренты.

С другой стороны, у нас есть сегменты, где производство было, но построенное на сильной зависимости от импорта комплектующих. По такой модели развивался наш автопром, стройдормаш, производство ряда видов бытовой техники, и сейчас после спада идет восстановление.

Расшивать ограничения нужно за счет  роста вложений капитала, но высокая ставка дестимулирует   инвестиции   

Где-то работают специфические факторы. Например, для производителей лифтов открылась ниша после ухода западных компаний. Но они в полной мере не могут воспользоваться этим «окном» из-за проблем со стороны спроса: ведомства не могут выстроить канал устойчивого финансирования в рамках программ капремонта.

— Есть ли потенциал роста отрасли за счет экспорта?

— На азиатские и ближневосточные рынки прорваться сложно, какое-то время ограниченно шел экспорт в страны СНГ. Но, к сожалению, рынки многих из этих стран мы потеряли. С этим регионом мы порой работали по остаточному принципу, и наши потенциальные покупатели переориентировались на другие поставки.

— Как проявляется эффект импортозамещения в машиностроении?

— Мне кажется, в этом отношении у многих несколько завышенные ожидания, подчас можно слышать красивые лозунги… Нормальное импортозамещение предполагает инвестиции в новое производство, и эффект измеряется на горизонте как минимум пятилетки. Пока можно говорить только о том, что в большинстве секторов, где эти процессы уже были, они продолжаются, и это хорошо. Но в некоторых есть проблемы. Взять тот же автопром: фактически мы занялись замещением одного импорта на другой. Но раньше западным производителям масштабы нашего рынка были интересны с точки зрения развития производства. А Китай наши масштабы не устраивают, у него есть возможности продвигаться на рынках других стран.

Как я уже отмечал, нормальное импортозамещение опирается на развертывание новых производств, а инвестиции — это процесс небыстрый, его нельзя реализовать за год-два. По­этому пока мы видим только эффект легкого импортозамещения в отдельных сегментах, которых совсем немного.

Полноценное импортозамещение в сложных технологичных секторах идет там, где есть целенаправленная политика на обеспечение суверенитета. Но здесь получается все далеко не всегда так, как хочется. К примеру, авиастрое­нию с трудом удается реализовывать амбициозные планы.

Горизонт-2025

— Появятся ли в этом году новые драйверы у промышленности? 

— Для поддержки текущих уровней выпуска факторов достаточно. Но серьезных драйверов для увеличения не просматривается. Мы уже вышли на высокий уровень загрузки мощностей и задействования имеющихся на рынке кадров, расшивать ограничения надо было бы инвестициями, но ДКП, как я отмечал, сейчас этот процесс дестимулирует.

При этом остается фактор неопределенности, связанный с внешнеполитической ситуацией. Сейчас мы наблюдаем за разворачиванием торговой войны между Китаем и США. И непонятно, чем это противостояние закончится. Пока больше похоже на торговлю условиями, причем с быстрым выходом на новые договоренности.

В какой степени продолжится санкционное давление на Россию, тоже пока сказать никто не может. 

— За какими параметрами экономического развития стоит следить в этом году?

— В центре внимания, конечно, остается денежно-кредитная политика. Но я бы еще отслеживал состояние расчетов. Есть вероятность роста неплатежей при высокой ставке. У одних исполнителей в производственной цепочке может не оказаться денег в моменте, а кредитные ресурсы слишком дорогие, чтобы их привлекать для текущего финансирования. При этом другие компании, может быть, и будут располагать ресурсами, но у них мало стимулов, чтобы расплачиваться вовремя. Потому что сейчас каждый день приносит довольно заметный пассивный доход. По­этому компании, в достаточной степени обеспеченные денежными средствами, могут перенаправить их из производственного оборота на срочные депозиты, одновременно наращивая свою задолженность перед поставщиками. Вкупе с ростом процентной нагрузки растет риск волны корпоративных банкротств. Впрочем, правительство сейчас внимательно следит за ситуацией, так что острого кризиса, думаю, можно будет избежать.