Пир во время ЧМ
Футбол и не только...
Россия выиграла у Испании и вышла в четвертьфинал ЧМ. По завершении матча практически во всех городах России прошли массовые шествия. Как писали в фейсбуке очевидцы, «пьяненькие болельщики скандируют: “Рос-сия! Рос-сия!”. А потом — без перерыва, внезапно, с той же интонацией: “Пен-си-он-ная ре-фор-ма!!!”»… Кстати, по данным опроса Левада Центра, мировое первенство по футболу назвали самым «запоминающимся событием последних недель» 56% респондентов, изменение пенсионного законодательства — только 31%, повышение цен на бензин, услуги ЖКХ и продукты — 13%. В соцсетях развернулась жесткая полемика в стиле «радоваться нельзя обличать».
<…> Устраивать истерику после победы или поражения сборной — это нормально <…> Ненормально — вывешивать морализаторские посты в соцсетях «в этот вечер я был со своим народом», что лишь доказывает, что никакого народа у нас на самом деле нет, а есть мгновенно возникающая и распадающаяся толпа как эмерджентное состояние массы и отдельно — страдающий, рефлексирующий, стремящийся к «народу» субъект: «я тоже человек эпохи Москвошвея». И сам факт сетевых войн по поводу футбольной победы и народных гуляний — свидетельство еще большего раскола.
<…> В России как в трансформаторной будке: интересно, но немного нервно. А ведь казалось бы. «Историческая» (ок, допустим, закроем глаза на игру и посмотрим на результат) победа над Испанией. Народные гуляния второй день, момент патриотического экстаза. Живи и радуйся. Но празднующие, особенно те, кто наделен способностью к рефлексии, вдруг начинают свою радость онтологизировать, делать из нее моральную, гражданскую и политическую позицию, нащупывают под своими ногами кровь и почву, обретают в криках Ра-Си-Я свою утерянную родину. И что самое интересное — обрушивают свой праведный гнев на тех, кто посмел в эту ночь не радоваться.
Так что тут, на исходе дня, в начале которого я писал, что это не политическая манифестация, а чистый карнавал, ограниченный временными рамками и ритуальными жестами, <…> я скорее готов согласиться с Александром Морозовым, который пишет, что это именно акт оформления посткрымской «политической нации», ссылаясь на итальянского философа и видного теоретика фашизма Джованни Джентиле, «машина радости», которая исторгает из себя чистую экзальтацию, но также исторгает из себя «других», отщепенцев. Это политика в самом базовом, шмиттовском, смысле, которая определяет себя через фигуру врага — и сегодня в России враг найден и назван: это те, кто не радуется победе.
И не случайно здесь возникают имена Джентиле и Шмитта: они присутствовали при рождении наций как органических, экстатических, оргиастических коллективов, из радости и культа победы. Это не этнические, не гражданские, а именно политические нации — карнавал здесь парадоксальным образом ведет к политизации. <…>
<…>Что же будет, если Россия дойдет до финала. Пойдут по квартирам казаки и дружинники, выявляя и зачищая тех, у кого не включен телевизор, не нарисован на щеке триколор, и лента не полна комментариев матча с капслоком и эмодзи. Не помню кто, кажется, Барт, писал, что фашизм не в том, чтобы запрещать говорить, а в том, чтобы заставлять говорить. Не принуждение к молчанию, а принуждение к радости.
В своем недавнем блоге я высказал робкую надежду, что Россия может сыграть в полуфинале, за что тотчас был высмеян читателями. <…> Повторюсь: есть у нас шанс выйти в полуфинал. Как тогда, в 1966 году в Англии. Я по-стариковски ведут отсчет сборной с тогдашних советских времен. Какая команда была — Яшин, Шестернев, Пономарев Афонин, Данилов, Капличный… Нечего сейчас кричать «мы впервые, впервые…». Нет, ребята, грех забыть славное прошлое.
Кстати, того же Яшина мы помним, а вот кто при Яшине был главой государства, председателем Президиума Верховного Совета СССР, а кто премьером? <…> Вот интересно, вспомнят ли через пятьдесят лет, кто был президентом при Акинфееве.
Полиция морали и нравственности бдит. <…> Победа российской сборной в матче с испанцами — очередной повод задать каждому главный вопрос. Сторонники власти (из числа платных и бесплатных) делают из победы политическое и даже историческое событие — сравнивают ее с присоединением Крыма и Сталинградской битвой. «Ей-богу как солдаты, как в Сталинграде, я вчера сравнил. Показали лучшее русское. Именно так мы и войну с фрицами выиграли, сумели обезуметь», — написал в ЖЖ Эдуард Лимонов, в прошлом известный писатель. <…> Власть и ее сторонники пытаются вписать спорт в спор с Западом, в котором Россия должна победить. Хочешь болеть за сборную — принимай такую точку зрения, а не то к тебе придет полиция нравственности и придется отвечать на вопросы. <…>
Еще строже полиция нравственности с другой стороны: как можно болеть за сборную, забыв о голодовке Олега Сенцова и социальных проблемах? <…> Победа сборной породила шутку о том, что на волне народной радости пенсии вообще отменят и введут крепостное право. <…> Существуют и конспирологические идеи: все победы на чемпионате российские власти купили или договорились о них. <…> Чемпионат мира снова поставил обычного россиянина перед дилеммой: среднего и разумного нет, все в стране делится на «наше» и «враждебное», все «за Путина» или «против».
<…> Усилиями полиции нравственности и морали получилось так, что норма, существование неполитизированных явлений, которые объединяют всех граждан — спорт, искусство, — оказалась ненормальной. Еще совсем недавно те же стороны таким же способом определяли «настоящих» художников и творцов от «ненастоящих». Для оппозиционеров образцом «правильного» художника был Петр Павленский и группа «Война» именно потому, что они были политизированы и выступали против власти. После отъезда Павленского во Францию значимость его творчества резко «снизилась»: одно дело — поджигать двери ФСБ, и совсем другое — французского банка. Разница однако видна только при политизированном подходе. Если рассматривать оба жеста как жесты искусства — они одинаковы по силе или слабости. Точно так же рассматривали и Кирилла Серебренникова, которому многие противники власти не спешили сочувствовать — он же ставил спектакль по пьесе Владислава Суркова, значит, художник классово чуждый. О роли искусства для тех, кто поддерживает власть, писать лишний раз нет нужды: творчество для них — это форма пропаганды.
Футбол для радикальных сторонников власти и таких же радикальных ее противников тоже стал формой пропаганды. Такое восприятие убивает жизнь во всяком живом социальном явлении. С интересом наблюдать за игрой не нужно ни охранителю, ни оппозиционеру — им подойдет любой результат матча. Он дает возможность встать на табуретку и рассказать, какой Кремль хороший, а вы, его противники, плохие, и наоборот.
Как ни странно, живая жизнь пока противостоит этим радикальным полям. Любители футбола болеют, любители искусства ходят на спектакли, выставки и концерты — и это пока большинство. И отказ от политизирования спорта совсем не означает, что эти люди не интересуются политикой вообще. Вчера по всей стране прошли митинги против повышения пенсионного возраста. Наверняка большая часть их участников, выступая против власти, вечером болела за сборную.