С чего вы взяли, что мы развиваемся

Импортозамещение

В мире не существует прецедентов, когда политика импортозамещения успешно реализовывалась бы в условиях кризиса. Нужно сосредоточиться на поддержке секторов, где есть возможности для роста выпуска как на внутреннем, так и на внешнем рыночном спросе

Несмотря на двухлетие российского курса на импортозамещение, объявленного после введения западных санкций, экспертное сообщество активно дискутирует о целесообразности проводимой государством политики в сфере замещения зарубежных товаров отечественными. Предмет споров — эффективность принимаемых мер.

До 2020 года затраты в достижение независимости от импорта составят около 2,5 трлн рублей. Цель — «снизить импортозависимость по разным отраслям промышленности с 70 — 90% до 50 — 60%». Для ее достижения Минпромторг РФ в прошлом году утвердил 20 отраслевых планов. В них вошло более 2,5 тыс. позиций и технологических направлений. Позиция власти — замещение иностранных товаров даст отечественной промышленности дополнительные импульсы для развития. Так, президент Владимир Путин в июне на Петербургском экономическом форуме назвал импортозамещение «важным этапом для встраивания российских компаний в глобальные производственные и технологические альянсы, и не на вторых ролях, а в качестве сильных, эффективных партнеров». Ранее он же призвал страны Евразийского экономического союза (ЕАЭС) подключаться к проводимой Россией программе импортозамещения.

Есть другие мнения. Если их обобщить, получим примерно следующее: «Чтобы импортозамещение сработало, нужны не только щадящий налоговый режим и гос­инвестиции, но и предсказуемость курса рубля, определенность экономического курса, независимые суды, конкуренция в бизнесе и политическая конкуренция. Наконец, важнейшее условие — продукция должна быть конкурентоспособной по цене и качеству». Увы, этого пока нет.

— Политика поддержки импортозамещения сопровождается уверенной риторикой на федеральном и региональном уровнях, но опирается на ограниченный спектр мер, эффективность которых вызывает серьезные вопросы, — оценивает перспективы курса заведующий отделом экономической теории Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН Сергей Афонцев. — Так, сохранение эмбарго на поставки продовольственных и сельскохозяйственных продуктов из ряда стран наносит ущерб потребителю через ограничение товарного разнообразия и рост цен. А субсидирование процентной ставки по кредитам мало востребовано с учетом высокой волатильности ключевой процентной ставки ЦБ.

— Сергей Александрович, импортозамещение заявлено как один из важнейших антикризисных приоритетов российской экономики, основа ее роста. Федеральными ведомствами приняты десятки документов по радикальному сокращению объемов импорта. Предполагается, что у России широкие возможности для перехода на импортозамещающую модель развития. Что она даст отечественной экономике, учитывая известные издержки ее внедрения?

— В России импортозамещение призвано дать ответы сразу на целый комплекс вызовов. Это и перевод экономики на новый качественный фундамент роста, и замещение отдельных импортных товаров, которые по тем или иным причинам ушли с рынка, и поддержка конкретных отраслей. Однако в мире не существует прецедентов, когда политика импортозамещения успешно реализовывалась бы в условиях кризиса. Да, в условиях кризиса может протекать «импортозамещение от бе­зысходности» — производство низкокачественных эрзацев в условиях, когда высококачественные товары становятся недоступны. Но это не ресурс роста, это латание дыр. Если будет уместна такая аналогия — это не скутер для быстрого передвижения, а костыли. На них не побегаешь. А мы как раз хотим бегать! Если вы посмотрите на дискуссии в правительстве и экспертном сообществе, то увидите, что они фокусируются не на антикризисной политике, не на том, что делать, чтобы минимизировать последствия кризиса, как выйти из состояния, в котором мы находимся. Они сосредоточились на вопросах обеспечения долгосрочного устойчивого развития. Как будто кризиса нет вообще. Как будто мы растем темпами 3 — 4% в год и главная задача — повысить эти темпы до 5 — 7%. Но у нас в стране нет никакого роста, а есть глубокий экономический кризис! И макроэкономические показатели оптимизма не внушают. Разрабатывается Стратегия экономического развития до 2030 года, планируются действия на десятилетие вперед, но при этом непонятно — как все это реализовать в условиях кризиса? С чего вы взяли, что мы развиваемся, что нам надо немного поднажать и станет еще лучше? Посмотрите на характер рецептов, которые предлагаются с точки зрения совершенствования экономической политики: наблюдается парадоксальный разрыв на уровне риторики и содержания. Это важное обстоятельство, которое необходимо принимать во внимание, когда мы рассматриваем контекст политики импортозамещения.

Вперед в прошлое

— Как вы оцениваете экономические решения, которые предлагаются в рамках подготовки стратегии?

— Они не производят впечатления новых. То есть мы хотим идти в будущее, но все рецепты взяты из более или менее далекого прошлого — не только нашего, но и других стран. Закон о стратегическом планировании вызывает у экспертов разные оценки: у кого-то негативные — как воспоминание о социалистическом планировании, которое привело экономику страны к краху, а у кого-то, наоборот, позитивные — как возврат к «доброй старой реальности». Что характерно, при этом у экспертов нет существенных разногласий: мы планомерно идем к тому, что было несколько десятилетий назад. Как пелось в частушке конца 1980-х: «Заживем по-прежнему, откопаем Брежнева».

Политика поддержки импорто-замещения сопровождается уверенной риторикой на федеральном и региональном уровнях, но опирается на ограниченный спектр мер, эффективность которых вызывает серьезные вопросы

И таких примеров много. Вот вытащили из нафталина идею введения инвестиционной налоговой льготы. Но в кризисных условиях она мало актуальна. Мы ее предлагали 15 лет назад, чтобы стимулировать компании инвестировать в производство на этапе промышленного роста. В 2000-х годах бизнес неплохо зарабатывал, у него была прибыль, и надо было стимулировать его прибыль не проедать, а направлять на инвестиции. В кризис же у многих компаний вообще нет прибыли. Что же вы хотите освобождать от налогов? Эта льгота повиснет в воздухе и эффекта не достигнет. Те, кто в свое время был причастен к ее разработке, в лучшем случае пожимают плечами, потому что эта мера эффективна в период экономического роста.

— Вы полагаете, что курс на замещение импорта товарами, произведенными внутри страны, тоже неактуален. Тогда на опыт каких стран опираются его инициаторы?

— Ориентиром успешного импортозамещения служат страны Латинской Америки в 50 — 70-е годы, некоторые отдельные элементы стратегии импортозамещения предлагается заимствовать у Южной Кореи 50 — 60-х годов. Мягко говоря, этот опыт был актуален полвека назад. В современном мире изменилось практически все — от технологической базы производств до структуры цепочек добавленной стоимости. Рецепты вчерашнего дня в этих условиях не срабатывают.

— А можно ли каким-то образом количественно оценить факторы, которые могут стимулировать импортозамещение или наоборот его затормозить?

— Когда речь идет об успешном импортозамещении, в первую очередь хочется посмотреть на импорт. Конкуренция со стороны импорта растет или падает? Динамика российского импорта в прошлом году — минус 30 — 40% по большинству стран. Виной тому разные факторы — и девальвация рубля, и падение внутреннего спроса, и санкционное противостояние. Но так или иначе, значительная часть товаров, которые раньше участвовали в импортных операциях, поступать в страну перестала. При этом нельзя во всем винить санкционное противостояние с ЕС, проблемы с Украиной и Турцией. Мы не ссорились со странами БРИКС, тем более с Китаем, но импорт из Китая в прошлом году упал почти на треть. У импорта из стран-партнеров по ЕАЭС — аналогичная динамика. Еще пример: Южная Корея — единственная экономически развитая страна, с которой у нас идеальные политические и экономические отношения, но при этом импорт товаров из Южной Кореи сократился почти вдвое — сильнее, чем поставки из Украины. То есть падение импорта — это не политическая проблема, переросшая в экономическое противостояние. Существуют мощные экономические факторы, которые негативно влияют на спрос на импортную продукцию.

Спутники европейские, детали американские

— О каких факторах вы говорите? Они стимулируют импортозамещение?

— Экономика — очень красивая наука, она позволяет хаотическое переплетение различного рода событий и аргументов привести в четкую систему и показать, как очень сложные явления можно объяснить с помощью ограниченного числа действительно значимых факторов. Давайте разбираться. На самом деле факторов, которые стимулируют импортозамещение или наоборот препятствуют ему, не так уж и много. Мы в ИМЭМО РАН на основе анализа мирового опыта с 50-х годов прошлого века идентифицировали десять факторов, закрывающих 98% всего набора обстоятельств, которые могут повлиять на импортозамещение. Конечно, есть специ­фические обстоятельства, свойственные для определенных государств, но я говорю о факторах, работающих для всех стран. Что еще важно, есть краткосрочные факторы, а есть долгосрочные. Например, на текущей добыче нефти фактор ограничения доступа НК к зарубежным технологиям не скажется. Но на горизонте пяти лет он для компаний ТЭК уже принципиален.

— Для российского телекоммуникационного сектора все еще сложнее.
 
— Вы правы, предприятия этого сектора не могут получить телекоммуникационные спутники, которые в докризисный период по заказу России собирали европейцы. Все как в мультфильме «Каникулы в Простоквашино»: спутники стоят готовые, нам их могут принести, но отдать не могут. В спутниках использованы американские компоненты, которые в рамках санкционного режима запрещены к поставкам в РФ. Контракты были с европейскими компаниями, там не было прописано, какие комплектующие используются. И вдруг оказалось, что это имеет значение. Пока работают спутники, которые были ранее запущены на орбиты, объем услуг телекоммуникационных компаний остается неизменным, но расширить предложение этих услуг уже сложно. Когда придет пора заменить оборудование, выяснится, что менять-то и не на что.

Сложная комбинация

— Снижение импорта — краткосрочный фактор? Он работает на импортозамещение?

— Да. Два других важнейших фактора из этой же группы краткосрочных — загрузка мощностей и рабочей силы. Это то, что позволяет компаниям нарастить выпуск без инвестиций. Если мы посмотрим на 1999 — 2000-е годы, сразу после девальвации рубля ровно на этих факторах у нас выстрелил мощный рост промышленности. Что сейчас? Уровень загрузки производственных мощностей предприятий среднего звена — примерно 75%, загрузка рабочей силы тоже достаточно высокая — около 85%. Возможности наращивания выпуска продукции есть, но совсем не такие масштабные, как в начале 2000-х.

Падение импорта — это не политическая проблема, переросшая в экономическое противостояние. Существуют мощные экономические факторы, которые негативно влияют на спрос на импортную продукцию

Теперь о том, что работает против импортозамещения. Во-первых, падение реальных доходов населения (минус 4% в 2015 году, минус 3,9% в первом квартале текущего года). Это означает, что снижается спрос. Во-вторых, рост цен в импортозамещающем сегменте. Когда цены растут на продукцию, которую вы выпускаете, это хорошо: поступают дополнительные доходы, есть стимулы наращивать производство. Но если вы являетесь покупателем этой продукции, хорошего уже мало.
 
— Это были краткосрочные факторы, а каковы долгосрочные?

— Первый — доступ к капиталу резко ограничен в условиях санкций. Второй — ограничен доступ к технологиям, о чем мы уже говорили. Третий — доступ к внешним рынкам из-за санкционного противостояния опять-таки оставляет желать лучшего. Четвертый — государственный заказ, на который многие рассчитывали, не оправдал ожидания. По мере углубления кризиса выясняется, что кроме предприятий ОПК, на госзаказ рассчитывать почти никто не может. Пятый фактор — тот же, что и в группе краткосрочных — рост цен в импортозамещающем сегменте. Предприятия ожидают повышения цен на товары, которые они будут покупать, или снижения их качества. Опросы показывают: бизнес настроен пессимистично, и перелома за прошедшие полтора года в этих настроениях не наблюдается. Когда мы говорим: давайте замещать импорт, что должны делать компании, которые на этом импорте производят собственную продукцию? Получается, что их конкурентоспособность будет падать. Они не смогут делать свое дело. Помогли одним, но угробили других.

— Получается, что потенциал для развития импортозамещения практически отсутствует?

— Существенное (3 — 4% в год и более) ускорение темпов роста выпуска за счет импортозамещения в краткосрочной перспективе возможно только в АПК.

— А в металлургии, машиностроении?

— В металлургии изначально были достаточно благоприятные условия для импортозамещения. Во-первых, в отрасли были созданы значительные экспортные мощности, которые на экспорт стали работать меньше, потому что спрос на металлургическую продукцию в мире сильно упал. Во-вторых, в плюс сыграл уход украинских конкурентов с российского рынка. Но что произошло дальше? В условиях кризиса просел внутренний спрос на металлургическую продукцию. Кроме того, масштабы падения экспорта оказались настолько существенными, что даже переключение спроса с иностранных товаров на российские на внутреннем рынке не смогло перебить негативные эффекты. По машиностроению картина тоже безрадостная, кроме ОПК, где политика замены импортных комплектующих поддерживается государственными деньгами. По другим отраслям оптимизма не было с самого начала.

— Остается пищевая промышленность, сельское хозяйство, но и от этих секторов ждали большего.

— По пищевке рост производства в прошлом году составил 2%. Действительно, на фоне череды открытий новых перерабатывающих линий, цехов, комбинатов ждали большего.

— Вероятно, рост производства в импортозамещении не самое главное.

— Есть точка зрения, что рост выпуска отечественных товаров — это что-то настолько хорошее, что ради него можно мириться с дефицитом продукции на рынке, снижением качества товаров и ростом цен: «Пусть хуже, но это же отечественное! Это же наши рабочие места, зарплаты!» Здесь сложная комбинация с точки зрения балансировки плюсов и минусов, тем не менее нужно на нее смотреть открытыми глазами. Если вы изучите отчеты Роспотребнадзора, увидите, что в одном из субъектов РФ свыше 90% сырной продукции не соответствует ГОСТам, в другом регионе 100% колбасных изделий содержат вещества, которые там не должны присутствовать. Недавно в Калужской области на рынке нашли творог, в котором вообще нет молочных компонентов, его можно было поджечь зажигалкой. Доля отечественной продукции растет, но зачастую это такая продукция, которая не соответствует стандартам качества. Готовы ли мы оценивать такое импортозамещение позитивно? Кому нужен липкий сыр на основе пальмового масла или сосиски с соевой массой? Почему на российском рынке присутствует продукция фабрики «Рошен», которая принадлежит украинскому президенту? Потребителя качество устраивает и цена привлекательная. Сделайте такую же конфету, но дешевле за счет экономии на масштабах производства. Вот и будет импортозамещение. У нас же пока стараются импорт не пустить, а не свое сделать лучше и дешевле.

— Не так давно премьер призвал наращивать импортозамещение в секторе производства стройматериалов.

— Импорт стройматериалов сокращается, но не потому что население стало охотнее покупать русскую керамическую плитку вместо итальянской. Просто спрос упал, мало желающих покупать какую бы то ни было плитку. Строительные проекты сворачиваются.

Потенциальный разворот

— На чем тогда нужно сосредоточиться в кризис? Поддерживать экспортно ориентированные сегменты? Напечатать денег?

— Главный акцент должен быть сделан не на импортозамещении, а на поддержке отраслей, которые работают на емкие рынки и сохраняют потенциал развития. Нет разницы, внутренние это рынки или внешние. Но если мы хотим поддерживать рост промышленности, что принципиально важно для выхода из кризиса, то нужно работать не с какими-то абстрактными схемами, а с идентификацией тех продуктовых ниш, где есть возможности для роста выпуска на имеющемся рыночном спросе. Обратите внимание на химическую промышленность, которая дала 6,3% роста в прошлом году, на фармацевтику, которая выстрелила благодаря программе «Фарма-2020».

Сейчас активно предлагают стимулировать спрос с помощью эмиссии денег. Я против этого. Мы знаем, куда пойдут эти деньги. Есть масса возможностей для финансовых спекуляций, даже если ввести ограничения на операции с валютой. Чтобы деньги дошли до реального сектора, нужно, чтобы компании могли просчитывать бизнес-проекты на годы вперед. Сейчас они этого сделать не могут, а банкам это не нужно в принципе.

— А дополнительные преференции для бизнеса?

— Приезжаешь в регионы, беседуешь с представителями экономического блока. Они рассказывают про меры стимулирования и сетуют, что к ним никто не идет. А почему не идет? Вы понимаете, что ваши стимулы никому не нужны? Какой длительности ваши льготные кредиты? Один год! Что инвесторы могут сделать за один год? Срок возврата инвестиций — 7 — 10 лет. Они говорят: «Мы не можем, у нас бюджетный кодекс». Ну не можете, так и не получите ничего. Вот и получается, что без восстановления полноценного доступа к международным рынкам товаров, капитала и технологий сложно говорить о каких-либо перспективах развития экономики и выхода из кризиса.

— Мы много говорим о повороте на Восток, почему полноценного сотрудничества с Китаем, Индией, Ираном у нас пока не сложилось?

— Главная причина — в мотивации тех, кто реализует «политику разворота». Официальным лицам нужны большие цифры. Так всегда было: «Какой проект? Десять миллионов долларов? Мы с таким проектом к президенту не пойдем. Вот если десять миллиардов долларов, тогда есть о чем говорить!». Сколько таких сверхкрупных проектов можно назвать? Единицы. Можно сотрудничать в ядерной энергетике, авиапроме, но системного эффекта от этого не будет. Он возможен только при торговом и инвестиционном взаимодействии по широкому спектру товаров и услуг, когда к нам приходят инвестиции, когда российские компании свои инвестиции размещают на рынках стран АТР и в Южной Азии, когда формируются общие цепочки добавленной стоимости. Пока, к сожалению, этого нет.

Основная масса российского бизнеса осторожно относится к перспективам выстраивания плотных отношений с компаниями Китая и Индии. Причем это распространяется практически на все форматы взаимодействия, включая те, которые, с точки зрения власти, казалось бы, должны быть супервыгодными для российских компаний. Сколько усилий было приложено, чтобы усовершенствовать инвестиционный климат в Дальневосточном федеральном округе! А когда начинают подсчитывать, сколько реально компаний пришло на конкретные территории, выясняется, что хватит пальцев одной руки. Почему? Целый комплекс причин. Первая — как было сказано, для государства неприоритетна поддержка небольших проектов. Второе — неуверенность в завтрашнем дне, потому что, если вы выстраиваете бизнес с ориентацией на новых партнеров, предполагается, что вы этот бизнес должны вести не год и не два, а больше. Сейчас же очень сложно предугадать, что будет через полгода. Естественно, компании масштабные проекты ведут неохотно, тем более в условиях ограниченности финансовых ресурсов, в условиях кризиса и санкций. Мобилизовать ресурсы на крупные проекты очень сложно. Есть проблемы, на которые компании жалуются в кулуарах. Например, как только оказывается, что ты успешный, к тебе все приходят с ложкой: налоговые органы, различные контролирующие инстанции, представители не вполне легальной части экономического сообщества. Богатый — делись! Если компания работает на внешний рынок, товаропотоки, инвестиционные потоки приобретают публичный характер, что, в общем-то, создает дополнительные риски для бизнеса. Так что пока разворот на Восток остается лишь потенциальным направлением повышения эффективности российской экономики.