Создать искусственный интеллект может только естественный
Прежде чем искать ответы на глобальные вызовы, России предстоит справиться с собственными ограничениями: обеспечить технологический суверенитет, увеличить инвестиции в науку и поддержать бизнес-среду
Российская промышленность в октябре показала положительную динамику выпуска в годовом исчислении — 7,1%. Все ее сектора (добыча, обработка и энергетика) выросли относительно 2020 года, а сырьевой сектор впервые с начала коронакризиса превысил уровень аналогичного месяца 2019 года. Формально и все остальные индикаторы промышленности выглядят неплохо, отмечает заместитель генерального директора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования Владимир Сальников. Институт ВЭБ.РФ полагает, что российская экономика завершит год ростом ВВП на 4,1%. Но эта цифра сама по себе ничего не говорит ученым и аналитикам. Дальнейшая динамика и устойчивость — так формулирует проблему главный экономист ВЭБ.РФ Андрей Клепач. Поиск инструментов посткризисного восстановления стал главной темой традиционной конференции «Российские регионы в фокусе перемен», организованной в Екатеринбурге Институтом экономики и управления УрФУ, АЦ «Эксперт» и журналом «Эксперт-Урал».
Требуется технологический суверенитет
В значительной степени успех перезапуска моделей экономического развития будет зависеть от того, найдет ли Россия собственные ответы на глобальные вызовы. Самым обсуждаемым сценарием сейчас является построение стратегий с учетом тенденций промышленной революции. В российской экономической повестке чаще всего этот тренд рассматривается через призму только одного из элементов — цифровизации бизнес-процессов.
Между тем научно-технологическое развитие не сводится к цифровизации, хотя это и важное направление, напоминает Андрей Клепач. К ключевому вызову экономист относит задачи, связанные с технологическим суверенитетом страны:
— Наша экономика во многих сегментах рынка критически зависит от импорта, к примеру, 80% программного обеспечения, которое используется в стране, импортное, что вызывает крайне большой конфликт в условиях санкций и ограничивает наши возможности из-за поставок обновленных версий ПО. И это серьезная проблема, масштабы которой обыватель даже не осознает. При желании сегодня можно оставить любой современный локомотив.
Восстановление собственной микроэлектроники следует отнести к одной из стратегических задач нового экономического курса, уверен экономист. Но разговор пока чаще всего уходит в плоскость внедрения искусственного интеллекта, тем более что российское правительство в отличие от многих других стран выделяет на это направление большие финансовые ресурсы. Если судить по планам государственной программы цифровизации до 2024 года, на создание решений с помощью искусственного интеллекта в год направляется около 70 млрд рублей.
Но цифровизацию нужно рассматривать в другом ракурсе, это сейчас основа создания промышленной базы для новой экономики, считает Андрей Клепач:
— Для этого требуется пересмотреть некоторые сложившиеся подходы. Доля НИОКР в России и так невелика, около 1% ВВП, да и эта часть в основном осваивается промышленными компаниями. В мировой экономике между тем формируется новая индустрия, основой которой становится экономика здоровья и знаний. Сегодня примерно треть научных публикаций в мире посвящена медицине.
Наши инвестиции в здравоохранение в части науки и оборудования несопоставимы с мировыми, они раз в десять ниже, чем в большинстве развитых стран, и это большая ошибка, подчеркивает экономист. Нельзя обеспечить высокий уровень здоровья и адаптивности к вызовам пандемии, не тратя на медицинскую науку.
И дело не только в объемах, но и в направленности финансовых потоков: «Нам очень нужна индустриальная база для национального здравоохранения. Необходима совместная работа промышленности, медицинских учреждений и науки над разработкой новых методов лечения, которые гарантируют наличие собственных критических технологий».
Эту задачу нужно решать комплексно, так как техника постановки задач в рамках технологической революции тоже меняется, убежден Андрей Клепач. Объектами планирования, по его мнению, становятся не отрасли, а технологические направления, решения в которых позволяют развивать несколько смежных отраслей:
— Драйвером научно-технологического прорыва должны стать корпоративные и государственные научные центры во взаимодействии с фундаментальной наукой. Необходимо их объединение в консорциумы под руководством управляющих компаний или институтов развития.
Люди и другие риски
Следствием промышленной революции станут изменения в функционировании рынков, а это тоже пока мало обсуждаемая тема.
Цифровизация, например, ведет к формированию платформ. Понимание сути этого феномена чрезвычайно важно для выстраивания нового курса промышленной политики, считает директор по экономической политике НИУ ВШЭ, директор Центра исследований структурной политики Юрий Симачев:
— Платформы обеспечивают расширение доступа к новым рынкам, в том числе для небольших компаний, появляется эффект, связанный с усилением конкуренции поставщиков. При этом участникам проще становится выйти на внешний рынок, но гораздо сложнее на нем удержаться.
Нас ждут и большие изменения на рынке труда. Чаще всего сегодня они обсуждаются в контексте удаленной занятости, но за этим явлением последуют новые вызовы для государства, полагает эксперт:
— Мы увидим поляризацию рабочих мест, когда начнут вымываться места средней компетенции и расширяться места, связанные с высокой и низкой квалификацией. Это приведет к полному изменению организации того или иного рынка.
Последствия трансформации рынка труда ощутит фискальная система. По мнению Юрия Симачева, стоит ждать изменения структуры налоговых платежей: автоматизация высвободит часть рабочей силы и это, вероятно, приведет к снижению сборов социальных взносов.
Считается, что цифровизация повышает эффективность. Но она же приведет к высвобождению части трудовых ресурсов, полагает Владимир Сальников. К этому уже нужно готовиться, искать решения для адаптации: «Люди, которые становятся “лишними” в одних секторах, должны найти себя в других. Цифровизация резко обостряет этот вызов, и пока не понятно, насколько мы можем на него отвечать».
Мало внимания уделяется и анализу побочных эффектов цифровизации, в частности, сопровождающих этот процесс рисков, считает экономист:
— Далеко не все риски правильно оцениваются. К таким бы я отнес угрозы утечки данных. Их все больше, и мало кто себе представляет реальный масштаб явления, когда все эти базы завтра окажутся на «черном» рынке. Жизнь показывает, что абсолютно защищенных систем не бывает, особенно когда они такого широкого доступа.
Стартап надежды
Технологическая революция изменит роль бизнеса в экономике и обществе, и этот фактор тоже придется учесть в промышленной политике, считает Юрий Симачев. До сих пор в России функционал малого и среднего предпринимательства сводился к выполнению социальной роли, то есть обеспечению занятости, и бизнес в кризис с этой задачей справился (см. «списать на COVID не получится», c. 18). Однако растущий запрос на технологические решения призван удовлетворить именно этот сектор:
— Индустрия 3.0 реализовывалась в основном крупными компаниями, там, где знания уже сформировались. А индустрия 4.0 обеспечивается большой совокупностью стартапов в экономике. И они у нас есть, но проблема в том, что их решения не тиражируются.
Недостатка в идеях у российских технологических предпринимателей нет (см. «Игры смелых», с. 28). Однако в России стартаперы нередко доводят проекты до определенной стадии, а внедрение уже созданных продуктов и сервисов переводят на другие рынки. Рейтинг предпринимательских университетов АЦ «Эксперт» выявил около 3 тыс. стартапов мирового уровня, созданных за последние десять лет предпринимателями российского происхождения. Но только треть из них осталась в России, остальные перевели свои штаб-квартиры в другие юрисдикции, приводит данные директор АЦ «Эксперт» Дмитрий Толмачев. Причины, как правило, связаны с узостью национальных потребительских рынков и низким уровнем развития индустрии венчурного капитала.
Не способствует росту предпринимательства и поглощение крупными компаниями молодых рыночных игроков. Они при этом теряют самостоятельность, преобразуются в департаменты крупных компаний. «Сокращение цепочек субподряда мы рассматриваем как негативный тренд с позиций дополнительного ограничения по расширению национальных цепочек, включенных в глобальное пространство», — подчеркивает Юрий Симачев.
Оцифровка хаоса
Мировая экономика находится в ожидании серьезных структурных сдвигов. Есть иллюзия, что цифровизация сама собой решит все проблемы, поэтому надо любой ценой увеличивать цифровой сектор. Экономисты с аргументами в руках призывают от этой иллюзии избавиться. По их мнению, не следует выводить цифру в отдельный сектор, требуется планомерная цифровизация всех видов деятельности. При построении промышленной политики не нужно бросаться в крайности: следование трендам индустриальной революции не означает отказ от развития традиционных секторов.
России придется научиться совмещать индустриальную и технологическую повестку, подчеркивает Андрей Клепач:
— Машиностроение дает всего 2,8% ВВП. Чтобы обеспечить свою индустриальную базу, надо довести вес сектора хотя бы до 3% с лишним. Не стоит игнорировать и вес топливно-энергетического комплекса. Он по-прежнему играет большую роль в экономике и держит порядка 15% ВВП. По нашей оценке, его доля будет снижаться до 12%, но надо понимать, что он все равно останется ведущим с точки зрения формирования прибыли в экономике и экспортных потоков, что бы там ни происходило с озеленением мировой экономики. Мы не имеем права потерять лидирующие позиции в ТЭК или подорвать устойчивость его развития. Тем более что этот сектор тоже совершает прорывы. Как показывает статистика инноваций, ТЭК является лидером по их объему и удельному весу в экономике. И это не только технологии, связанные с сейсморазведкой и глубоким бурением, но и инновации, на основе которых создаются продукты нефтехимии.
По общему мнению, при построении новой промышленной политики в ее основу следует закладывать главный принцип — конкурентоспособность и на внутреннем, и на внешнем рынках. А для этого необходимо повышать наукоемкость.
Внимание к бизнес-среде
Практические подходы к ответам на эти вызовы пока реализуются через мегапроекты: правительство разработало своего рода проекты-маяки, в основном связанные с транспортом, в том числе электронным и беспилотным. В числе таких маяков, например, создание линейки транспорта на батареях с умными системами управления. Но для этого опять же необходимо создание серийного производства современных батарей, которого нет в России. Экспериментальные образцы электротранспорта, запущенные в Москве, например, на 80% состоят из китайских комплектующих.
В целом экономисты считают модель движения России по пути мегапроектов правильной, она уже доказала эффективность. Но проекты должны быть технологически прорывные, отобранные не по стоимости, а по способности создавать экономику будущего. Их надо сформировать, обеспечить и создать для них систему управления, считает Андрей Клепач.
Двигаться к поиску ответов на новые вызовы промышленной революции можно несколькими путями. «Классический подход — движение снизу вверх к более высокой степени обработки в традиционных ресурсных секторах. Второй вариант более активный, можно перескочить через определенную стадию за счет развития некоторых элементов, например общественного сектора или ИТ-индустрии. Можно взять третий вариант, который задает промышленная революция. Это использование новых возможностей организации рынков. Наконец, четвертый вектор — это новые развилки, связанные с построением моделей вокруг решений в области экологии, здоровья и знаний, с тем, что связано с внеэкономическими глобальными вызовами. Двигаться можно сразу по нескольким направлениям», — считает Юрий Симачев.
Одно принципиально важно, подчеркивает экономист, — наличие бизнес-среды. Иначе мы столкнемся с очень высокими рисками:
— Нам в любом случае придется балансировать между провалами рынка и провалами государства. При недостатке обратной связи мы столкнемся с накоплением критического объема системных ошибок, связанных с отдельными группами интересов. Внимание государства к состоянию бизнес-среды есть. Но оно отличается ситуативностью: государство вспоминает о ней обычно в периоды кризисов.