Великий идеалист

из-под ног уходило, а он и ухом не повел. А если бы повел? После путча по декабрь 1991 года Горбачев находился у власти, ему подчинялись армия и КГБ. Он тоже был популярен и влиятелен, хотя и меньше Ельцина. За возможной битвой ради спасения агонизирующей державы, Горбачев, кажется, узрел кровавые всполохи гражданской войны. Абсолютно сознательно, в здравом уме и твердой памяти, он дал добро на спуск красного флага, десятилетия висевшего над зданием Верховного Совета. Ради жизни конкретных людей пожертвовал жизнью государства. И ушел в никуда, не имея ни твердых гарантий личной безопасности, ни дачи в Завидово. Поэтому для меня первый в нашей истории акт добровольной передачи власти от одного лица к другому совершил не Ельцин, как принято считать, а Горбачев.

Первые всенародные и честные выборы — тоже его период. В то время, когда о политических технологиях еще знать не знали, страна нашла в себе силы и энергию собрать на съезд народных депутатов настоящую, подлинную элиту общества. Кинорежиссер Ролан Быков, до сих пор слышавший от советской номенклатуры только наставления и угрозы, после блестящей речи на съезде о судьбе детского кинематографа, вдруг получил под создание Фонда детского кино большое здание в центре Москвы. Как ребенок Ролан Антонович носился по коридорам не то партшколы, не то Госплана — произошло чудо!

В 1985 году, когда Горбачев пришел к власти, все понимали: ему досталось плохое наследство. Самой историей он был призван выполнять черновую работу, нести бремя ответственности за деяния предшественников. То, что страну раздирает межнациональная ненависть и разъедает коррупция, что она летит в тартарары, я лично понял в 1987 году, когда 14-летним школьником поехал в «Артек» как делегат IX всесоюзного слета пионеров. Я увидел ребят из Эстонии, которые отказывались разговаривать по-русски и требовали перевода пленарных выступлений на эстонский, я увидел, как высокорослый армянин-старшеклассник отвешивает тумаки сверстнику послабее из Азербайджана — «за Карабах». Перед моими глазами таджик Кишвар мазал стены зубной пастой: у него были очевидные проблемы с головой, но он был сыном партфункционера из Душанбе. Сейчас я говорю только о том, что видели и слышали мы, простые подданные «великой державы», но сколько всего знал о состоянии страны он — всемогущий коммунистический царь. Страшно представить.

…Листаю подшивку «Московских новостей» за 1989 год. Главный редактор (к сожалению, покойный) Егор Яковлев. Первый номер. На обложке: «С новым годом! С новыми надеждами!». И тут же информация о событиях недавнего прошлого: семья Овечкиных угнала самолет, тридцать школьников стали заложниками террористов в Орджоникидзе, под занавес 1988-го — страшное землетрясение в Армении…

Горбачеву впору бы потуже закрутить гайки, объявить «чрезвычайку», ввести публичные казни, застращать, замордовать, законопатить. Многие отнеслись бы с пониманием, а кое-кто с благодарностью. Но он выбрал иной путь. Он как заклинание повторял: «гласность», «плюрализм», «новое мышление». Друг Горбачева Александр Яковлев (скончавшийся в прошлом году), идеолог нового политического процесса, написал в тот период книгу «Реализм — земля перестройки». Реализм, читай — правда. Они верили, что общество нуждается в самопознании, самоанализе, самоочищении, и правда для этого — наиболее верное лекарство. Горькое, зато эффективное, оздоровляющее весь организм. Но какой болезненной была первая реакция на это лекарство, с каким трудом оно действовало!

В том же номере «Московских новостей» — открытое письмо Горбачеву Григория Бакланова, Александра Гельмана, Даниила Гранина, Элема Климова, Роальда Сагдеева и Михаила Ульянова. Среди общих слов о великом значении перестройки читаю: «Хотелось бы обратить внимание на необходимость усиления ответственности руководителей партийных комитетов за отступление от последовательного проведения в жизнь курса партии на перестройку, демократизацию, гласность… Когда речь идет о коммунистах, о руководителях партийных комитетов, отступающих в своей практической деятельности от принятого партией курса, в таких случаях спрос должен быть строгим… Особенно многое зависит сегодня от преданности руководящего слоя партии идеалам перестройки. Кто с новым курсом не согласен, должен подать в отставку…».

Вообразите, как мог рефлексировать лидер партии, если даже творческая интеллигенция, истосковавшаяся, казалось бы, по свободе, столь явно показывала инерционность. Нивелировать инерцию был способен только идеализм, глубокая вера в правоту своего дела, убежденная борьба за ценности и идеалы. Что осталось от этой веры и этой борьбы? Огромной силы заряд свободолюбия, свободомыслия и принципиальности в детях перестройки — тех, кому сегодня 30 — 35.

…Беру с полки сборник философских статей «Квинтэссенция», выпущенный в 1990 году «Политиздатом» тиражом 100 тыс. экземпляров (я купил его в убогом сельском книжном магазине в Читинской области). В статье некоего В.П. Мотяшова «Плюрализм: возможно ли единство?» читаю: «…Навязывание извне единодушия и единомыслия не может обойтись без насилия, которое вызывает нравственную эрозию общества, культивирует и поощряет двойную мораль… Защитникам унификации мыслей и поведения казалось, что следствием ее должно стать всеобщее национальное согласие. В жизни, однако, происходило нечто прямо противоположное. Взаимодействие единства и многообразия всегда противоречиво, диалектично. В условиях монопольного права на истину это противоречие просто объявлялось несуществующим. Будучи загнанным под спуд, оно разрасталось, принимало гипертрофированные, остроконфликтные формы. В результате не гражданский мир имели мы, а, по существу, спровоцированный рост политического и духовно-культурного диссидентства…». Как это свежо, несмотря на пожелтевшие страницы. Как своевременно. Спасибо ему