Выбрать невозможное
Сегодня российское общество, пережив социальный шок конца ХХ века, инстинктивно отвергает любые идеи и проекты, связанные с переменами. Складывается впечатление, что современной России вообще не нужны никакие изменения, и мы живем в лучшем из миров, которым правят наиболее достойные люди. Видимо поэтому их постоянно переизбирают, а прилив свежей крови с каждым новым электоральным циклом все сильнее стремится к нулю. Парадокс состоит в том, что выборы призваны обновлять существующие в обществе элиты и корректировать в более справедливую сторону правила игры. Но в нынешней реальности они лишь технически укрепляют негативный консенсус элит и народа по поводу достигнутой стабильности, связанный с боязнью и нежеланием любых перемен, сколь бы актуальными и справедливыми они ни казались.
Выборы могут так называться только тогда, когда существует неопределенность и непредсказуемость их результата. Вообще демократия как политическая система предполагает «принципиальную незавершенность» как ключевую характеристику. Именно она придает демократии устойчивость. Эта незавершенность достигается тем, что результаты любых выборов действуют на заранее ограниченный срок. И проигравшие знают, что можно не возводить баррикады и штурмовать почту, телеграф, телефон, а просто подождать следующих выборов, которые могут принести им вполне законный реванш. Поскольку правящая элита тоже отдает себе отчет в том, что она может рано или поздно потерять власть в результате выборов, она также будет вести себя прагматичней и дальновиднее, чем если бы была несменяемой и наследственной. Таким образом, в теории возможность легального реванша является способом как постоянной коррекции меняющегося баланса социальных сил и раскладов, так и способом профилактики тирании и узурпации власти.
В последние годы в российском выборном законодательстве очевидна целенаправленная линия на сокращение пространства выбора. Она связана с отменой графы «против всех» и всенародного избрания губернаторов, повышением всевозможных требований к потенциальному кругу участников выборов, ужесточением заградительных барьеров для прохождения партий в представительные органы различных уровней, ограничениями для СМИ, освещающих предвыборные кампании и т.п. Сложившаяся вертикаль власти предпринимает все возможные усилия для того, чтобы стать вечной и несменяемой, истребив возможные альтернативы еще на дальних подступах, до выборов.
В то же время подобные действия не вызвали массовой ответной реакции населения, чьи возможности политического выбора подобными действиями явно сокращаются. Дело в том, что постсоветская Россия в полной мере продемонстрировала тот факт, что политические ценности и свободы, в том числе свобода выбора, не являются такими жизненно важными и определяющими для повседневной жизни большинства, как это представлялось во времена СССР. Результаты шоковых либеральных реформ хорошо дали прочувствовать российскому населению, что политическая свобода выбора является вторичным благом, которым человек может разумно распорядиться лишь тогда, когда имеет доступ к условиям свободы — таким как возможность прокормить себя и свою семью, обеспечить крышу над головой и сносное лечение, получить защиту государства от бандитов и т.п. Таким образом, выборы в России 2000-х с легкой руки правящей элиты и при молчаливом одобрении населения превратились в исчерпавший себя политический ритуал легитимации.
Основная проблема, обусловившая дефективность российских выборов состоит в том, что в России в постсоветский период так и не было сформировано механизмов передачи и перераспределения власти на основании и по итогам выборов. Причем такого, которое не шло бы по принципу игры с нулевой суммой, когда победившая группа получает все, а проигравшие теряют не только власть, но и контроль над крупными активами (несмотря на все проведенные реформы, они все равно представляют традиционную для России «властесобственность»). Отсюда ожесточенность всех политических конфликтов и предвыборных баталий, неизменно принимающих характер принципиальных.
Власть в России осталась типичной монополией «вертикали», которая так и не научилась делиться полномочиями и ответственностью с оппозицией. А правящие элиты не считают важным договариваться с другими участниками политического процесса о взаимоприемлемых механизмах решений, стабилизирующих политический процесс. Соответственно профилактика политических рисков, конфликтов и противоречий в политической системе работает неэффективно. Поэтому разрешение накопленных дисбалансов может происходить не путем выборов, но лишь революционным способом в виде кризиса, охватывающего всю политическую систему и распространяющегося за пределы элит на общество в целом.
Собственно все значительные изменения соотношения политических сил и институционального дизайна политической системы в новейшей истории России являлись либо следствием расколов элит, будь то августовский путч (1991) или конфликт Верховного совета и президента России (1993), либо следствием их силового консенсуса «эпоха Путина» (2000-е годы). И общенародные выборы, так и не получив роли самостоятельного и влиятельного института, исполняли во всех случаях лишь функцию символического закрепления итогов уже достигнутого консенсуса или перераспределения влияния внутри элит. Причем данные внутриэлитные консенсусы почему-то отождествляются властью с неким общенародным согласием. Таким образом, иллюзия населения состоит в том, что с помощью выборов оно принимает реальные политические решения, а заблуждение власти — в том, что она зачастую принимает результаты контролируемых ею же выборов за истинную волю народ