Поспешание смерти подобно
Так стоит ли России немедленно вступать в ВТО? Абсолютно неочевидно. Странычлены ВТО со средним уровнем доходов переживают сегодня колоссальное замедление темпов экономического роста. И это несмотря на проведенные под дирижирование МВФ универсальные «глубокие реформы»: приватизацию и разгосударствление экономики, ужесточение бюджетной политики, преобразования на рынке труда и в пенсионной системе. В Бразилии 160процентный ежегодный подъем душевого дохода 60 — 80х сменился жалким полупроцентным приростом в 1980 — 2000е. При этом в чрезмерной гуманности экономику этой страны не упрекнешь: 19% годовых под срочные займы — это скорее Россия, чем Америка.
Пример Бразилии, которую заправилаЗапад обнадеживающе называет в первых рядах стран, особенно привлекательных для инвестиций, показывает: членство в ВТО — не панацея, а сама ВТО — не волшебный горшочек, не скатертьсамобранка (по крайне мере, далеко не для всех). Это еще один инструмент подчинения людей глобальным корпорациям. И вопрос «как вступать?», обращенный к национальному правительству, по иному звучит так: «Вы с корпорациями или народом?».
Поэтому понять членов нашего правительства, что настырно и снова ни с кем не советуясь, тащат страну в ВТО, невозможно. (Если, конечно, оставить в стороне подозрения в заговоре). Очередные сеансы шоковой терапии не поднимут нас на ноги, но отбросят в полусознательное состояние. Легкую промышленность мы уже потеряли, как Америка и ЕС. Стоит поступиться ценами на газ — и к гадалке не ходи — рухнут машиностроение с металлообработкой: по уровню оборудования и технологий Запад обогнал нас на несколько десятилетий, да прибавьте тамошние возможности финансовой поддержки экспорта. От сельхозпереработки останутся рожки да ножки: предприятия, удовлетворяющие региональные вкусовые привычки. Но и привычки навязываются! Под большим вопросом будущность нашей банковской системы. Лучшее, что нам светит в случае скорейшего присоединения к ВТО, — обрабатывать национальные природные ресурсы на чужом, не требующем многочисленного персонала оборудовании и в основном под чужие потребности. Значит, миллионы и миллионы людей будут выброшены сырьевой экономикой на улицу.
«Вон Америка тоже страдает, но ведь не паникует», — возразят нам. Да разве Россия хоть в чемнибудь походит на Америку? Разве перечень налогов, собираемых в наших городах и регионах, настолько разнообразен, что позволяет поступиться какимито из них, заманивая бизнес на свои территории? (На всю округу один пример — Пермский край, в этом году рискнувший снизить местную составляющую налога на прибыль.) Разве наши чиновники замотивированы на всемерную поддержку бизнеса, разве они не сидят на кормлении, имея поборами все, что движется? Разве у нас процветает конкуренция идей? Создана инфраструктура коммерциализации науки? Разве платежеспособный спрос населения настолько велик, что сфера услуг трудоустроит всех уволенных из промышленности? В общем, разве применимо к России определение «страна равных возможностей при неравенстве результатов»? Да возьмите хотя бы Газпром, почти придушивший своей транспортной монополией частные газодобывающие компании.
Впрочем, новый железный занавес, работа исключительно на внутреннее потребление — тоже не выход. Изоляция вызовет окончательное сворачивание экономической свободы и гражданских прав, углубление технологического разрыва, а позже, когда человечество освоит способы глубинной добычи океанской нефти гденибудь у берегов Западной Африки и справится с нарастающим дефицитом углеводородов, и ужесточение бедности, и антиправительственные бунты. Все это мы уже проходили, никакого нового опыта из этого сценария не извлечем.
Как быть? Для начала начать жить собственным умом — стране и каждому россиянину в отдельности.