Разрушить силой мысли
Рынок демонтажа объектов старой индустриализации растет в объемах и ждет инвестиций. Вместе с рынком растет бизнес работающих на нем компаний. ГСК «Реформа» из Екатеринбурга, предлагающая уникальные инженерные, технологические и инновационные решения, готова к демонтажу в любой точке России . Группа строительных компаний «Реформа» (объединяет ООО «Ремонтно-строительная группа» и ООО Строительная компания «Реформа», Екатеринбург) специализируется на демонтаже бетонных и железобетонных конструкций с 2000 года, с 2007 года — на промышленном демонтаже в любой точке России. Фишка компании — интеллектуальный подход к проведению демонтажа, сочетание грамотного инженерного решения и творчества на всех этапах проектов, комбинация различных технологий. В этом году компания планирует почти двукратный рост объемов, рассказывает президент ГСК «Реформа» Григорий Фрич.
Ищем работу везде
— Григорий Дмитриевич, чем обеспечиваете такую динамику бизнеса на фоне стагнации экономики?— Мы продолжаем географическую экспансию. С 2007 года работаем по всей России, но в основном на Урале, в Башкирии и в Сибири (Красноярске, Братске). В этом году создали представительства в Москве и Санкт-Петербурге. Кроме того, запускаем новые направления бизнеса: переработку отходов демонтажа, рекультивацию территорий — очистку их от взрывчатых веществ, нефти; начали выполнять работы по дезактивации радиоактивных веществ.
В течение многих лет единственной специализацией ГСК «Реформа» был демонтаж конструкций. Накопив опыт на объектах атомной промышленности, мы решили выделить в отдельный бизнес вывод из эксплуатации объектов использования атомной энергии и ядерного топливного цикла. На сегодняшний момент получены необходимые лицензии, пройдено обучение, ведутся разработки технологий. Выполнены первые проектные работы для Нововоронежской АЭС.
Мы ищем новые, перспективные рынки. Сейчас, например, интересна Башкирия с ее программами рекультивации. Все это, плюс географическая экспансия, позволяет надеяться на выполнение запланированных объемов, которые по сравнению с прошлым годом должны увеличиться вдвое, до 1,5 млрд рублей. Мы меряем рост прибыли в объеме выполненных работ в денежном выражении. Правда, настораживают некоторые моменты: ряд крупных заказов с третьего квартала перенесли на четвертый, теоретически их могут двинуть еще дальше, так как на рынке ощущается стагнация. Наши традиционные партнеры-металлурги сворачивают инвестпрограммы, отчасти то же делают энергетики.
— Какие ресурсы позволяют компании расширять географию бизнеса и обеспечивают выход на новые рынки?
— Во-первых, человеческие: именно в этом году к нам пришло много сильных руководителей. Часть перешла от конкурентов — не сложились отношения с собственниками или были иные причины, часть — с других строительных рынков. Мы не охотились «за головами», не пытались перекупать: профессионалы сами предложили свои услуги. Накоплена и финансовая подушка после выполнения крупных заказов. Закупаем оборудование, разрабатываем принципиально новые для нашего рынка методы демонтажа.
— Расскажете о них?
— Когда запустим.
— Как выглядит динамика этого года в сравнении с предыдущими?
— В кризисном 2008-м потерпели полный провал, в 2009 — 2010 годах стабильно росли (начав со 100 млн рублей прибыли), в 2011 — 2012 годах до нас добралась стагнация, в 2013-м опять начался рост.
— Что вынуждает вас прибегать к географической экспансии? Зачем вам представительства в Питере, Москве?
— Если бы Урал и Сибирь обеспечивали нам значительный рост, мы бы не тянулись в сторону центра. Но все деньги в Москве, почему бы нам там не работать? Филиалы открываем там, где сосредоточена большая часть заказчиков, которые управляют финансами: это позволяет приблизиться к рынку, рассмотреть его более детально, работать напрямую. В самом Екатеринбурге нет крупных, интересных нам работ. В Москве же постоянные заказы на 0,5 — 1 млрд рублей вполне реальны. В Питере до кризиса тоже был очень большой рынок демонтажа, затем пара крупных компаний, которые держали больше половины рынка, обанкротились. Сейчас в северной столице затяжная пауза: утрясаются решения по поводу градостроительных норм. Но наш филиал работает не только в этом городе, он захватывает часть Поволжья и весь северо-запад. Например, в Калининграде выходим работать в Балтийский порт — работу ищем везде.
— А в Башкирии что именно вам интересно?
— Рекультивация территории от нефтяных загрязнений. Там достаточно много таких земель, к тому же федерация должна выделить деньги на их восстановление, поэтому мы туда и нацелены. Планируем участвовать в тендерах в следующем году.
— Чем продиктован выход на новые рынки?
— К этому приводит логика развития компании. Демонтаж — первый этап, за ним идут другие работы, та же рекультивация, строительство. Мы всегда смотрим, что нужно заказчику, позволяют ли наши компетенции выполнить это. Учитываем, что заказчику выгоднее отдать весь проект в одни руки. Мы до кризиса выполняли и строительно-монтажные работы. Потом свернули их — нерентабельно, надо было силы сосредоточить на демонтаже. Сейчас у нас появились новые возможности и руководители, способные организовать работы по проектам на самом высоком уровне. Совместно с девелоперскими компаниями можем разработать концепцию нового квартала, подготовить площадку для будущего строительства.
Интеллектуальная ломка
— Вы заявляете, что делаете интеллектуальный демонтаж, что это означает?— Коротко: сначала подумай, потом ломай. Многие так не считают, дескать, ломать не строить. На самом деле строить проще. Там хотя бы есть чертежи, известна последовательность действий. На объектах демонтажа ничего этого нет, чертежи часто утрачены, состояние конструкций непонятное. Надо все обследовать, разработать проект, в котором должны быть предусмотрены все особенности объекта и работ. Часто демонтаж необходимо проводить на действующем производстве, поэтому нужно быть предельно осторожными. Мы объединяем уникальные инженерные, технологические и инновационные решения с высокопрофессиональной инженерной проработкой технической части работ.
— Что помогает ломать?
— У нас накоплена достаточная база технологических решений, также учимся на ошибках, не только своих, но и конкурентов. Большой парк собственной техники (редкость в нашей специализации, на всем федеральном рынке, кроме нас, такой есть еще у пары компаний). Комбинируем разные технологии: алмазную резку, гидроклинья, роботы-манипуляторы. Высотные сооружения и здания разбираем экскаваторами Demolition, которых у нас несколько. Нанимаем автотралы и перевозим технику в любую точку страны, где выполняем проект. Железной дорогой пробовали — слишком долго.
— Куда идет то, что сломали?
— Есть два варианта: вывозить на полигон или перерабатывать. Мы готовы к переработке на месте материалов демонтажа во вторичный щебень — дороги отсыпать. К тому же можем перед этим очистить конструкции, например от нефти, ртути, затем переработать с помощью мобильного дробильно-сортировочного комплекса. Зарубежные компании, например, перерабатывают до 99%. Понятно, что их логика рынка к этому подталкивает. На Урале вторщебень вообще никому не нужен: здесь проще и дешевле купить натуральный. А в Москве, Питере, Поволжье — все наоборот.
— Каждый сегмент рынка — дезактивация, очистка территорий от различных загрязнений — требует не только спецоборудования и спецодежды, но и разрешений на работы, знания технологий. Как вы готовитесь к выходу в эти сегменты?
— Обязательно получаем все нужные лицензии и допуски. Сотрудники проходят обучение. Общаемся с опытными специалистами в отрасли, где планируем выполнять работы — выясняем потенциальные потребности и вероятные сложности. Все упирается только в финансирование. Если заказчик проекта готов платить, то приобретение оборудования и прочая подготовка — не вопрос. Конечно, обычную пятиэтажку в городе сломать гораздо проще и желающих больше: компаний пять заявятся.
— А что сложнее?
— Сложно разбирать башню высотой 80 метров, резать бетонные конструкции толщиной до 10 метров, мы это делали. Накопили также опыт организации и проведения сложных работ по резке и разборке конструкций на крупных объектах энергетической и атомной промышленности: выполняли демонтаж на Угличской и Камской ГЭС (РусГидро), Березниковской ТЭЦ-2 и Пермской ТЭЦ-14 (ТГК-9), Уфимских ТЭЦ-1, 2 и 4 (Башкирэнерго), на Белоярской АЭС и горно-химическом комбинате Железногорска (Росатом). На последнем был демонтаж сухого хранилища отработанного ядерного топлива, в целом — колоссальный объем работ. Сейчас мы работаем там же на радиохимическом заводе, еще более закрытом предприятии — внутри горы вырыт целый город.
— Чем определяется ваш выбор объекта?
— Во-первых, естественно, ценой: нам интересны предложение от 50 млн рублей. Также смотрим, насколько перспективен заказчик. Допустим, сегодня он предлагает только небольшой объем на 10 млн рублей, но мы знаем, что у него есть в перспективе. Поэтому беремся, чтобы зарекомендовать себя и выйти на большой объем. Каждый объект индивидуален, как и требования заказчика.
— Как вам достаются заказы?
— Сейчас на нас уже работает репутация, рекомендации — часто нас находят сами заказчики. В тендерах, где основной критерий цена, и не рассматривается ни репутация фирмы, ни возможности техники, ни уровень специалистов, то есть вообще ничего, все равно участвуем, но не демпингуем. Уже не раз случалось, что выигравшие такой тендер компании потом бросают объект, и заказчик обращается к нам.
Как не сломаться самим
— Как выглядит сегодня рынок демонтажа?— Сейчас ломаются объекты индустриализации 40 — 50-х годов, а также недострои, заброшенные в перестройку. Количество старых предприятий, которые нужно демонтировать, возрастает. За исключением новых заводов, которые построили недавно, можно смело идти на любое предприятие — там есть что ломать. Фонды в промышленности все старые, а новые технологии более компактные, большинство цехов просто никому не нужно. Пол-Уралмаша можно смело снести. Вопрос только в том, готовы собственники вкладываться в демонтаж или нет. От того момента, когда инвестор понял, что старое нужно убрать, до момента, когда действительно уберет, могут пройти годы. Например, ММК непрерывно вкладывает в реконструкцию, мы работаем там постоянно.
— Сколько инвестиций требуют проекты демонтажа?
— Самый большой проект, что мы делали, на горно-химическом комбинате в Железногорске, стоил 700 млн рублей. Готовится проект демонтажа Чусовского металлургического завода — 600 млн рублей. Начинали с малого: когда заходили на промрынок в 2007 году, осваивали 50 — 60 млн рублей в год.
— Какова емкость рынка?
— Все ее по-разному меряют. Мы себе обсчитали по России потенциальных объектов по демонтажу на 12 млрд рублей. При этом явно мы не все знаем. Обсчитано то, по поводу чего у заказчика есть желание ломать в какой-то перспективе.
— Что движет рынком? Когда потенциальные объекты демонтажа становятся проектами?
— Когда возникает острая необходимость освободить территорию и строить что-то новое: в Москве, например, промпредприятия убирают из центра города, освобождают лакомые площадки. А также, когда у инвестора возникает четкое понимание, когда и как инвестиции в демонтаж отобьются.
— Как действуют игроки?
— Количество профессионалов среди наших конкурентов убывает. Потому что многие пытались использовать модель заработка 3 — 5% с объема. Специфика демонтажа такова, что обсчитаться на 3 — 5%, даже на 10%, очень легко. Набрали объемов — держались на рынке. К тому же нахватали техники в лизинг, демпинговали на тендерах. Как только в кризис объемы упали, сразу три-четыре крупных компании выбыли из игры.
— Что нужно, чтобы не вылететь с рынка?
— Во-первых, делать работу добросовестно и профессионально, чтобы заказчик тебя рекомендовал и сотрудничал дальше. С 2008 года у нас нет ни одного нарекания: если мы говорим, что сделаем за три месяца, то делаем за два с половиной. Во-вторых, нужно грамотно считать себестоимость и отсюда формировать свою стоимость объектов. Понятно, ее можно считать по-разному, кому сколько прибыли надо. Но понимать ее нужно четко: до каких пределов можно снижаться. И если на тендере выигрывает компания с ценой ниже себестоимости, можно быть уверенным, что она кинет либо заказчика, либо субподрядчиков. Чтобы оставаться на любом ранке, нужно выстраивать отношения с заказчиком и быть финансово грамотным.
В Екатеринбурге мы практически не работаем — объемы для нас неинтересные. А организовать объект за 2 — 3 тыс. километров у многих не хватает компетенции и ресурсов. В основном это делают федеральные компании. Сегодня на рынке я вижу одних и тех же пять-семь федеральных игроков.
— Каковы параметры крупного игрока?
— Я рассматриваю по обороту и/или количеству техники. Есть компании крупнее нас — в Москве.
Новый старт
— Как возник ваш бизнес?— Достаточно случайно. Я закончил УПИ, промышленно-гражданское строительство. Поработал мастером на ДСК, в Атомстройкомплексе, затем мы с 2000 года начали самостоятельно квартиры ремонтировать. Как-то заказчику надо было убрать несущую стену, понадобилось специализированное оборудование, чтоб резать бетон. Получилось. С того проекта брались резать проемы в квартирах. Присмотрелись: а конкуренты на заводах заказы выполняют. И мы туда проникли. На заводе все знают, как катать балку, а как что-то ломать, не знает никто. В 2007-м работали и в квартирах, и на заводах. Вошли в кризис — объемы упали, осталось у нас три ИТР и десять рабочих…
— Когда вышли на крупные объемы и стали крупной компанией?
— Новая ступень развития бизнеса началась в мае 2009 года с крупного энергообъекта в Уфе, пришлось бросить на него все силы, прочие работы мы прекратили. Потом с Русгидро работали в Угличе и в конце года вышли на горно-химический комбинат — новый старт развития компании состоялся там. Желающих получить такой объект было много, и там поначалу работала не одна компания. Нам дали небольшой кусок пирога: покажите что можете. Мы показали — нам дали объемы в три раза больше. Шаг за шагом наше участие там увеличивалось, у других компаний объемы забирали и нам отдавали. В итоге из 12 компаний на проекте осталось три, и мы в их числе.
— Вытолкали всех?
— Остается лучший — это выбор заказчика. Каждый новый большой объект заставляет чему-то учиться, осваивать новые технологии.
— Существуют ли сегодня возможности для прорыва, вывода бизнеса на качественно иной уровень развития?
— Тут многое зависит от заказчика. Росатом, например, заявил колоссальные деньги на демонтаж — 100 млрд долларов (рынок атомного демонтажа в Штатах — 8 млрд долларов). Вот где необъятный рынок, всем можно наработаться. Тут от политики государства многое зависит. Если найдут хотя бы 2 — 3 миллиарда в год, уже будет хорошо. Но пока непонятно, как будет действовать Росатом, только разговоры, которые идут уже два года.
Непонятно заказчику, как именно хотел бы он ломать атомную станцию, что делать с блоком, который выведен из эксплуатации. Есть концепция «зеленая лужайка» — все, в том числе грунт, убрать, посадить деревья и построить детский сад. Другой концепт — «зеленый холм» — означает убрать все радиоактивное, оборудование забетонировать, чтобы не обвалилось, внутри все засыпать инертными материалами и сверху насыпать курган. А можно просто топливо из реактора выгрузить, закрыть отработавший блок на клюшку: потом решим проблему. Так что мы стоим на старте атомной рекультивации — это один из новых сегментов, куда нам хотелось бы зайти глубже.
— Источники инвестиций компании?
— Собственные и лизинговые средства. Основное дорогостоящее оборудование приобретали в лизинг. Прочая техника покупается на свои. Стоимость оборудования в основном и определяет капитализацию компании — с 2010 года она увеличилась в три раза.
— Какие риски закладываете?
— Спрос нарастает. Но деньги компании-заказчики начинают придерживать. Если рынок строительных работ будет и далее сжиматься, а он уже начал, тогда строительные компании будут хвататься за все, работать за копейки. Поэтому первый риск — конкуренция от смежников. Они пойдут в наш рынок демпинговать. Другой риск — инвестпрограммы будут свернуты.
— Что из опыта прохождения предыдущего кризиса вы используете, если случится просадка?
— Есть финансовая подушка, которой в том кризисе компания не имела, поэтому нам пришлось очень тяжело. Плюс есть хорошие специалисты, благодаря которым мы можем более гибко реагировать на требования заказчика.
— Будет диверсификация?
— Мы можем не только ломать, но и строить.