Актуальные книги
Тавареш Р. Небольшая книга о великом землетрясении. Очерк 1755 года. Перевод с португальского Е.Г. Голубевой. - СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. - 240 с.
Человек и землетрясение
Он справился с землетрясением, цунами, аристократическими заговорами, народным невежеством, инквизицией, орденом иезуитов - и проиграл женщине.
Эта книга про землетрясение 1755 года в Лиссабоне, потрясшее землю в столице Португалии и умы во всей Европе XVIII столетия. Книга о том, как мир Европы делался единым, так что стихийное бедствие в одном ее конце делалось предметом обсуждения, сочувствия, рефлексии в других концах. Само по себе землетрясение 1755 года - природная катастрофа в ряду других катастроф, но никогда прежде подобные катастрофы не приводили к правильно организованной эвакуации населения, к научным, философским, идеологическим дискуссиям, к перепланировке и перестройке разрушенного города.
Отсутствующий эпиграф
Ведь можно и так сказать: «Небольшая книга о великом землетрясении. Очерк 1755 года» португальского ученого Руи Тавареша написана про первый европейский город, перепланированный, перестроенный по-новому, с учетом новых течений в архитектуре и местных условий, например сейсмических. Петербург петровского времени не в счет. Он с самого начала строился на пустом месте. Если с чем сравнивать перестройку Лиссабона, которую затеял фаворит португальского короля премьер-министр страны маркиз Помбаль после землетрясения, так это с перестройкой Парижа бароном Османом в середине XIX века или с перестройкой Москвы, затеянной Кагановичем в 1930-е годы.
Только Помбаль очутился в ситуации куда более серьезной, чем барон Осман или Каганович. К этой ситуации подходят слова американского писателя Роберта Пенна Уоррена: «Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать». В течение одного дня Лиссабон был стерт с лица земли сначала землетрясением, потом - гигантскими волнами, потом - пожарами. Помбаль, давно пытавшийся реформировать страну, использовал это зло как толчок для перестройки города и всей страны.
Сначала сформулировал лозунг «Похороним мертвых и позаботимся о живых», организовал спасательные работы и справился с мародерами. Потом воспользовался природной катастрофой, чтобы покончить с политическими противниками, мешавшими ему проводить реформы: равенство всех перед законом, отмена рабства в колониях, отмена инквизиции, светское обучение в школах, широкое распространение мануфактурной промышленности.
Проститутки и теодицея
Была в этом землетрясении одна пикантная особенность: все соборы города были разрушены, а все публичные дома остались целы. Разумеется, тому есть простейшее физическое объяснение: гигантские стены храмов, выстроенные без учета сейсмических особенностей, рухнули от подземных ударов, а приземистые здания увеселительных заведений устояли. Можно было бы дать и метафизическое объяснение: в церквях собирались те, для кого святость и чистота - профессия и долг, они мечтали о грехе как об отдыхе, а в публичных домах были профессионалки греха, они мечтали о святости и чистоте как об отдыхе от тяжелой и утомительной работы.
Нет, до таких финтов в век Просвещения никто не додумался. Век Просвещения после лиссабонского землетрясения всерьез озаботился другим - разумностью мироустройства. Можно ли считать разумным мир, в котором в одночасье уничтожается целый город? Тавареш подробно описывает спор между Вольтером и Лейбницем. Лейбниц, величайший математик и мыслитель Европы, отстаивает вполне безнадежную позицию: мир разумен. Землетрясение в Лиссабоне для него причина серьезных размышлений над проблемой, которую он сам же назвал по-гречески: теодицея. А для публициста Вольтера, издевавшегося над Лейбницем и его размышлениями, лиссабонское землетрясение - просто отличный козырь в битве с церковью. Вот точно так же для Помбаля оно стало подспорьем в борьбе с его противниками.
Инквизиция и жест истории
Иезуит Малагрида, агитировавший против Помбаля и его реформ, объявил землетрясение божьей карой, обрушившейся на грешный Лиссабон. Малагриду обвинили в ереси, судили инквизиционным судом, во главе которого стоял брат Помбаля, и сожгли. Кто дал Малагриде право предписывать богу преступление - гибель детей под развалинами? Как смеет он утверждать, что посвящен в божьи планы?
После процесса Малагриды Помбаль отменил инквизиционный суд. Протестов не последовало. Маркиз продемонстрировал, кого он будет сжигать. В книгу не вошел финал Помбаля, уж слишком он насмешлив и жесток. Почти все его реформы были свернуты, после того как умер король, ему покровительствовавший, и к власти пришла королева, ненавидевшая этого безбожника. Человек, спасший лиссабонцев от голода и эпидемий, мародеров и пожаров, был отправлен сначала в тюрьму, потом - в ссылку. Он справился с землетрясением, цунами, аристократическими заговорами, народным невежеством, инквизицией, орденом иезуитов - и проиграл женщине. Вот это - жест истории.
В книге Руи Тавареша Помбаль так и остался победителем. Потому что он - не главный ее герой. Он - ее бог, как землетрясение - ее дьявол. Помбаль, как и землетрясение, - неотменимое условие существования или гибели героев документального повествования: лиссабонцев, чудом оставшихся в живых и вспоминающих весь тот ужас, сквозь который они прошли; журналистов, описывающих катастрофу; философов, пытающихся встроить землетрясение в непротиворечивую умозрительную картину мира.