Нефть как стекло
Отечественная нефтянка присматривается к мировым инициативам открытости в добывающих отраслях и примеряет международные стандарты учета запасов. Зачем? Хочет инвестиций Текущий год, похоже, запомнится отечественной нефтегазовой промышленности как год раскрытия информации. Официальное начало процессу положено, как водится, сверху. В феврале президент РФ Владимир Путин на заседании президентской комиссии по ТЭК выступил с двумя инициативами. Во-первых, предложил реформировать систему оценки запасов углеводородов и систему классификации природных ресурсов. Идея — преодоление расхождений прежней, еще советской системы классификации (госбаланс ведется с 1937 года) с мировыми стандартами (основные — PRMS и SEC). Главная причина расхождений в том, что международные подходы учитывают не только объемы запасов, но и предполагаемую рентабельность их извлечения, основываясь на ретроспективе рыночных цен и сроке действия существующих лицензий. Поэтому, кстати, международные оценки запасов отечественных недр всегда ниже наших собственных, по заявлениям Роснедр, процентов на 30.
Во-вторых, президент предложил отказаться от грифа секретности для запасов углеводородов. Напомним, прежде нефть и газ считались стратегическими ресурсами, и по закону «О государственной тайне РФ» официальная информация о запасах не подлежала раскрытию. Режим секретности был принят еще в СССР, в последний раз гриф секретности на углеводороды (как и на некоторые редкие металлы, в том числе литий, кобальт, никель и др.) наложен в 2002 году. При этом на отечественном рынке свободно действовали иностранные аналитические агентства, публиковавшие собственные оценки российских запасов. Так что никакой секретности на деле не существовало.
Представители крупных нефтяных холдингов поддержали инициативу власти. Серьёзных краткосрочных последствий она не сулила: публичные компании и без того раскрывают свои запасы, измеренные в том числе и по различным международным стандартам. Поэтому переоценка запасов вряд ли скажется на капитализации добытчиков. Изменения, скорее, коснутся небольших компаний и новых освоенческих проектов.
Менее чем через полгода, в начале июля премьер-министр России Дмитрий Медведев подписал постановление о снятии грифа секретности с балансовых запасов нефти и газа, а министр природных ресурсов РФ Сергей Донской публично озвучил скрывавшиеся ранее объемы. Так, по данным на 1 января 2012 года, извлекаемые запасы нефти в России по категории C1 составляют 17,8 млрд тонн, по категории C2 — 10,2 млрд тонн. Запасы газа по категории С1 — 48,8 трлн куб. метров, а по категории С2 — 19,6 трлн куб. метров. Вот и нет тайны.
С введением новой классификации так быстро, как с тайной, разделаться не удастся, хотя планы Минприроды РФ по срокам принятия новых стандартов амбициозны. Ведомство заявляет, что работает над новой классификацией уже несколько лет, однако впервые методологию представили промышленникам на совещании у министра Донского в середине июля 2013 года. На внесение правок и предложений компаниям отвели время до конца лета; к середине сентября Минприроды сбирается окончательно проработать весь комплекс вопросов, связанных с практическим применением новой классификации, а в октябре — уже принять все нормативные документы. Однако Минприроды успокаивает: стандарты если и примут нынешней осенью, применять начнут только с 2016 года.
На этом этапе со стороны компаний стали звучать сомнения в необходимости новой системы классификации запасов. Как минимум в постоянную практику так скоро вводить новые методы они точно не готовы и продолжат считать для финансовой отчетности по международным алгоритмам, а по новому классификатору будут работать только в случае требования государства. Ставят под вопрос успешность начинаний Минприроды и по техническим причинам. Перевод баланса из одной классификации в другую потребует времени и затрат, и вопрос не столько в финансовых ресурсах, сколько в кадровых. Если свои запасы холдинги могут оценить сами, то когда появится потребность переоценки нераспределенного фонда, в России может просто физически не хватить специалистов-геологов.
Общий тренд
Высокая цель предпринимаемых шагов в сторону прозрачности добывающей сферы — повышение инвестиционной привлекательности. В данном случае дело не только в том, что иностранные аналитические агентства систематически занижают отечественные запасы углеводородов. Деланная секретность не способствует инвесторскому интересу в долгосрочной перспективе. Причины — неуверенность в отрасли в целом (из-за системной неподотчетности) и неспособность оценивать риски. (Отметим, кстати, что движение в сторону глубинной инвестиционной привлекательности российской экономики не кажется нам спонтанным, наоборот, обсуждаемые в этой публикации инициативы вполне вписываются в траекторию, заданную президентским указом «О долгосрочной государственной экономической политике» в мае прошлого года.)Ситуация с прозрачностью и инвестиционной привлекательностью в нефте- и газодобыче в России не аховая, но и до лидерства нам далеко. В 2012 году базирующийся в Нью-Йорке Институт наблюдения за доходами (Revenue Watch Institute) рассчитал и в мае текущего года опубликовал так называемый индекс управления природными ресурсами (The Resource Governance Index). Индекс оценивает качество по четырем укрупненным категориям параметров: институциональные условия и законодательная база; открытость и практика публичных отчетов; безопасность и контроль качества; влияние на экологию. Расчет вели по 58 странам, в совокупности осуществляющим 85% мировой добычи углеводородов, 90% добычи алмазов и 80% добычи меди.
Из 58 стран-участниц только 11 были названы государствами с приемлемым уровнем управления природными ресурсами, лидеры рейтинга — Норвегия (98 баллов из 100 возможных), США (92 балла) и Великобритания (88 баллов). Россия заняла двадцатое место с 56 баллами, показав неплохие результаты по институциональным аспектам и аспектам открытости, но рухнув по экологии (см. таблицу). В результате мы были определены в тематическую группу стран с «частично приемлемым» уровнем управления. Наихудшие оценки получили Бирма и Туркменистан (4 и 5 баллов), занявшие два последних места.
Разговоры об открытости добывающих компаний и отраслей активно ведутся не только в России (мы до сих пор часто считаем себя маргинальными и догоняющими), они являются центральными и в мировой дискуссии вокруг корпораций ТЭК. Тот же индекс управления природными ресурсами много обсуждался на последнем саммите Большой восьмерки, который прошел в июне в североирландском городке Лох-Эрн. Одной из задач саммита заявлялось обсуждение вопросов обеспечения большей прозрачности государственного и коммерческого секторов в мировой экономике. С подачи премьер-министра страны-хозяйки саммита Дэвида Кэмерона темой центрального разговора стала так называемая Extractive Industries Transparency Initiative — инициатива прозрачности добывающих отраслей (ИПДО; см. справку).
Итоги форума с точки зрения развития ИПДО выглядят успешными. В официальном коммюнике саммита Большой восьмерки говорится, что США, Великобритания и Франция будут добиваться получения статуса кандидата по новому стандарту ИПДО к 2014 году. Канада начнет проводить консультации с заинтересованными сторонами по всей территории страны, чтобы разработать эквивалентный обязательный режим предоставления отчетности добывающими компаниями в течение следующих двух лет. Италия намерена получить статус кандидата по новому стандарту ИПДО как можно быстрее. Германия планирует протестировать внедрение стандарта ИПДО в пилотном проекте по одному из регионов страны для дальнейшего получения статуса кандидата.
Россия и Япония отнеслись к инициативе прохладнее. Как сказано в коммюнике, они в целом разделяют позиции ИПДО и будут стимулировать национальные компании поддерживать стандарты. (К слову, в рейтинге индекса управления природными ресурсами Россия уступила одно место Казахстану во многом из-за того, что последний числится среди стран-кандидатов в ИПДО). Однако пока ощутимой популярности ИПДО в России не наблюдается: государство в лучшем случае только присматривается к документам, а в списке компаний-сторонниц ИПДО нет ни одного отечественного представителя. Да и среди экономической общественности инициатива большой известностью не пользуется.
Наша среда
Конструктивно обсуждать подобные инициативы со специалистами-нефтяниками получается с трудом. Особенно тяжко становится, когда речь заходит, например, об индексе, рассчитанном американцами, и о норвежской ассоциации, инициированной англичанами (см. справку) — подозрения из разряда теории заговора тут как тут. (Хотя мы вовсе не призываем впадать в прекраснодушие и строить воздушные замки на фундаменте тезиса «заграница нам поможет».) Не сильно удаются и разговоры о стимулировании инвестиционной привлекательности: здесь обычно до сих пор натыкаешься на вздохи по советскому стилю, мол, разве так отрасль подымешь, вот раньше-то осваивали целыми ТПК, а сейчас растеряли все компетенции, загубили целые производственные направления.Все так. Действительно осваивали комплексно (хотя вопрос об эффективности советских затрат на освоение, скажем, месторождений Западной Сибири до сих пор очень болезнен). Действительно, сейчас от этой комплексности осталась только ядро — выкачивание нефти и газа, цель одна — обеспечение кратко-, в лучшем случае, среднесрочных поступлений в виде валовой прибыли для корпораций и налоговых отчислений для бюджета. Большая часть «технологической обвязки» этого процесса ветшает и отмирает. В результате нефтянка, хоть и числится стратегической основой экономики страны, остается «голой», оторванной от остального хозяйственного комплекса, «вещью в себе». Что, во-первых, не способствует долгосрочной устойчивости самой отрасли, во-вторых, не поддерживает развитие остальной экономики. Большее «вписывание» углеводородного сектора в экономическую жизнь России необходимо. Вот только ждать, что это сделает государство на бюджетные деньги путем комплексного освоения, как это было раньше, уж точно не стоит (хотя тут тоже не стоит впадать в крайности: без госденег все равно не обойтись, и либертарианские лозунги о всемогуществе рынка нам не близки). Значит, никуда не деться, придется развивать инвестиционную, институциональную, инновационную — продолжать ряд эпитетов можно долго — среду, чтобы ядро нефтедобычи постепенно обрастало рыночными смежниками и прирастало к остальной России.
Дополнительная информация.
Международный стандарт ИПДО (инициатива прозрачности добывающих отраслей) обеспечивает прозрачность в управлении природными ресурсами страны и раскрытие государственных доходов от добывающего сектора. Механизм таков: компании публикуют информацию о платежах, правительство обнародует суммы поступлений; данные сопоставляются в отчете ИПДО и сопровождаются экспертной оценкой. Процесс контролирует многосторонняя группа представителей правительства, компаний и общественных организаций; контроль ведется на международном уровне. Смысл понятен: государство получает приток инвестиций в связи с повышением прозрачности условий ведения бизнеса, компании — одинаковые и понятные правила игры, граждане — достоверную информацию о состоянии дел, что усиливает позиции гражданского общества в борьбе с коррупцией. Идея ИПДО выдвинута на мировое обсуждение в сентябре 2002 года премьер-министром Великобритании Тони Блэром на Всемирной встрече на высшем уровне по устойчивому развитию в Йоханнесбурге (ЮАР): на этой встрече достигнуто соглашение о необходимости совместной разработки некоторого стандарта прозрачности. В 2007 году в Осло (Норвегия) создан Международный секретариат ИПДО; в 2008-м — согласованы правила и стандарты. В 2009 году первой страной, внедрившей стандарт ИПДО, становится Азербайджан (Норвегия — второй). К лету 2013 года число стран, внедривших стандарт, достигло 21, еще 16 признаны кандидатами. Кроме того, на тот момент стандарт поддерживали более 70 крупных добывающих компаний (в основном нефтегазовых и горнодобывающих), представителей России среди них нет.