Кто мы и что нам надо

Почему опасно за счет сырьевых доходов кормить пенсионеров и военных, не направляя нефтяные деньги на модернизацию экономики, рассказал заведующий кафедрой Мировой экономики факультета МЭМП НИУ ВШЭ, заместитель генерального директора Российского энергетического агентства Леонид Григорьев. Он посетил Екатеринбург в конце апреля, в рамках IX Международной научно-практической конференции «Устойчивое развитие регионов: экономика политических процессов и новая модель пространственного развития».

Трудности не означают катастрофы

- Леонид Маркович, что происходит с мировой экономикой и где мы в ней?

- Экономический рост перед кризисом сдвинулся в сторону Азии и развивающихся стран, где ВВП увеличивается довольно высокими темпами. С 2001 года вклад развивающихся стран в прирост мирового ВВП больше, чем развитых, их экономики растут устойчиво быстрее. Хотя их падение в 2008 году тоже было значительным, после 2009 года произошел отрыв в темпах роста развивающихся от развитых. В 2011 году впервые достигнут паритет между объемами экономик развитых и развивающихся стран. Вот как выглядит, например, рост ВВП Китая, разложенный по компонентам (к предыдущему периоду): в 2009 году падает чистый экспорт, конечное потребление увеличивается незначительно, антикризисная политика - накачивание инвестициями. Китайцы, когда им стал угрожать кризис, в действующие институты развития вложили миллиарды. Что-то похожее делали и мы, но у нас деньги вкладывались в компании, а у них прошли через банки. Причем в Китае все время говорят о риске замедления роста до 5 - 6% в год, о необходимости изменения модели развития. Там очень трудно это сделать, потому что экономика устроена довольно странно: 400 - 500 млн населения расселено большой дугой вдоль морского побережья и живет уже сносно, а в середине страны - 800 - 900 млн очень бедных людей, оттуда каждый год почти 20 млн человек рабочей силы двигается в города. Для ее трудоустройства нужен темп роста 9 - 10%. Не вполне понятно, возникнут ли в связи с замедлением социальные проблемы: ряд экспертов их ожидает. Когда в 2008 году Китай притормаживал на два квартала, их признаки обозначились: люди начали терять работу в городах и возвращаться в деревни в качестве лишних ртов.

Наши прогнозы по долям крупнейших экономик мира в мировом ВВП говорят о том, что Китай станет ею в базовом сценарии в 2017 году, в пессимистическом - в 2020 году. К 2035 году среди десяти крупнейших экономик мира будет шесть стран, ныне считающихся развивающимися: Китай (22%), Индия (10%), Бразилия (3,2%), Россия (3%), Индонезия (2%), Мексика (1,9%). Мы с долей 3% в мировом ВВП будем, как и сейчас, на шестом месте. Вообразите, ниже нас (2,4%) окажутся Германия и Великобритания (2%), а вверх проскочит Бразилия и чуть-чуть впереди японцы (тоже 3%). Если мы прибавим в темпах, то сможем зацепиться за 4 - 5 место в мире вместо Бразилии и Японии. Но для этого нужно рационально хозяйствовать.

С тем, что мы проделывали в последние годы, выше не вырвешься, как бы мы сами себя ни хвалили.

- Кризис может повториться в таких масштабах?

- Вряд ли. Колоссальные трудности в американской и европейской экономике не означают катастрофы - это рабочий момент. При этом дивиться можно, какую чушь несут финансовые проповедники. Например, мы - единственная страна в мире, где есть секта гробовщиков американского доллара. В принципе угроза длительного застоя мировой экономики существенна, что действительно опасно. Но это не кризис 2008 года, не конец света. Обычно кризис расчищает дорогу росту. Сейчас пока не так, кризис был тяжелый, многие факторы тормозят выход.

По динамике ВВП развитые США, Еврозона, Англия, Япония рухнули в 2009 году. Сейчас их рост достаточно умеренный, но в исторических пределах. Японцы не могут вернуться к нормальному росту, у них свои давние проблемы. Динамика ВВП европейцев горизонтальна, а американцы продолжают ползти вверх, возможно, к концу 2012 года выйдут из кризиса по ВВП.

Ни одна из крупнейших развитых стран не поднялась на предкризисный уровень промышленного производства. В Европе с середины 2011 года наблюдается мягкая промышленная рецессия - зона перестала выходить из кризиса, застряла в определенной точке. Это очень неприятная вещь. Исторически экономический кризис понимался как промышленный. Но последние 50 - 60 лет развитые страны теряли промышленное производство, передавали его в развивающиеся, поэтому с каждым кризисом при выходе была все более длинная фаза восстановления.
Развивающиеся страны сейчас примерно на предкризисном уровне: впереди всех Китай, следом Индия, Бразилия, Мексика и в хвосте - Россия. Вот где мы находимся. В целом два локомотива: Китай, который не падал, поддержал спрос на многие товары, и Америка - она начинает импортировать.

Когда китайское промышленное производство падало квартал-два, там страшно испугались, искусственно закачали большое количество денег. Резко увеличились покупка и производство автомобилей внутри страны, но при этом почти не растет потребление бензина. Есть подозрение, что это все-таки искусственный спрос, созданный, чтобы поддержать промышленное производство. - Как выглядят процентные ставки после кризиса?

- Низкие ставки после всех больших кризисов сохраняются два-три года. Это ситуация, когда нет толком спроса на капитал, денег много, они дешевы, но некому дать. Непонятно, кто надежней. И берут не очень охотно, потому что не знают, что делать с проектами, окупятся ли они. Эта фантастическая ситуация требует очень хорошей теоретической подготовки для ее понимания. У нас в России как везде: одни не берут, другие не дают, деньги дешевы - кредита нет.

- Каковы уроки финансового кризиса?

- Целый ряд теорий, макро в том числе, будут пересматриваться: после 20 лет устойчивых макроэкономических показателей почти весь развитый мир сидит в плохих бюджетных показателях.

Применительно к России

- А у нас?

- В России все достаточно понятно: либо мы модернизируемся и уйдем от нефти к другим решениям, либо периодически будем сидеть и ждать, восстанет Ливия - не восстанет, будет высокая цена - не будет. Психологически это очень некомфортно. Пока Россия может рассчитывать на некоторое количество лет больших нефтяных доходов, но нельзя исключать, что цены на нефть могут и упасть.

- К чему должна склоняться бюджетная политика?

- Нам надо возвращаться к цене 70 - 80 долларов за баррель, при которых балансируется бюджет. Надо понимать, что у нас есть три конфликтующие группы интересов: пенсионеры и социалка; оборонка (при ощущении, что пора перевооружаться, чтобы чувствовать себя в безопасности); развитие капиталовложений. Мы перед кризисом получили большие доходы и строили планы удовлетворить все три группы. Во время кризиса бюджет съехал на социалку, в нем осталось очень мало денег на инвестиции, были перебои финансирования в оборонке, которые сейчас потеряли остроту. Заложена инерция роста расходов, в том числе и пенсионных. Через пять-шесть лет нас ожидает увеличение количества пенсионеров и рост расходов на пенсии, потому что при падении числа работающих меняется баланс. Есть угроза, что мы упремся в пенсионный бюджетный кризис.

Надо видеть тут две проблемы: не только бюджетного дефицита, но и финансирования модернизации. Мы за счет нефтяной ренты кормим пенсионеров и военных, и это, на мой взгляд, опасно. В структуре ВВП очень мала доля капиталовложений. Инерция социальных расходов отчасти связана с политикой, с выборами. Но это совершенно бессмысленно. Мы подкормили кого-то тут и там, но страна не развивается. Деньги, которые зарабатываются таким рисковым способом, как добыча и продажа нефти, не идут в модернизацию и инновации.

- А какие отрасли нужно развивать?

- Давайте исключим то, что мы не можем и не должны делать. Во-первых, мы точно не можем делать что-то очень трудоемкое: китайцев на изготовлении трудоемких продуктов за низкую зарплату не побьем. Когда речь идет о китайских товарах от приличных фирм с хорошими западными технологиями, не преодолеть и порог качества.

Во-вторых, вряд ли начнем делать точное, сложное оборудование: ну не станем мы немцами или чехами. Кто помнит: в соцлагере было разделение труда, сложные железки делали в основном ГДР и Чехия, это традиционная «мастерская Европы».

А вот что мы точно можем и должны делать, так это инвестировать в модернизацию, инновации и технологии там, где у нас есть собственный опыт. Прежде всего нужно упираться в то, что мы умеем делать. Если производили приличные буры - то и должны производить буры. Посмотрите, что творится с вооружениями. Уже советской власти 25 лет как нет, а оборонщики все достают и достают с «полок» новые пушки, самолеты и прочее, придуманное 30 лет назад, и они все еще лучше, чем у всех. Крайне удивительно, но факт.

Известен набор отраслей, который считается приоритетным: атомная промышленность, космос, оборонная (ракеты), местами медицина и биология. При этом мы до сих пор огромное количество специалистов отпускаем за рубеж, в те же Штаты, где ими укомплектована куча лабораторий.

На мой взгляд, нашими точками роста должны быть и те отрасли с переработкой природных ресурсов, где есть колоссальные возможности для улучшения и усложнения продукции. Это блок вокруг того, что мы имеем: максимально усложнять переработку и самим перерабатывать. Все достаточно очевидно. Создать заново сейчас суперсложные и трудоемкие отрасли в каких-то пограничных областях возможно. Пример - бурение в Карском море, ОАО «НК «Роснефть» объ­единила усилия с ExxonMobil, Eni и Statoil для освоения ресурсов российского шельфа. Компании расширяют сотрудничество путем технологического обмена и совместных международных проектов.

- Какова при этом роль бизнеса?

- Я как настоящий либерал считаю, что не может быть в чистом виде либерального режима. Но бизнесмены, если их не травить и не морить, непременно что-то такое придумают, что будет работать. В этом смысл бизнеса. Бизнес - это искусство, а не наука. Я, когда преподавал менеджмент, понял: надо учить лишь правильно оформлять бизнес. В рамках менеджмента никаких деловых идей не рождается. Давать надо только правила поведения, как искать идеи, а они ему сами должны прийти в голову. В конечном итоге бизнесмены решают судьбу страны, определяя отрасли, регионы, затраты, риски и технологии.

Позади нас два достаточно странных десятилетия экономической политики. Налоговый режим традиционно стимулировал расширение сырьевого экспорта, а не готового. 90-е годы мы провели не очень удачно, в 2000-е тоже не ждали больших денег до ноября 2005-го. Все думали, что тогдашние цены за нефть будут падать.

И только когда Международное энергетическое агентство подтвердило, что они надолго, начали переписывать под высокие цены стратегии страны, Минфина. Все 2006 - 2008-е переписывали.

К концу 2007 года родилась знаменитая инфраструктурная программа в электро­энергетике, ее, кстати, формально никто не отменял. По ней должны запустить штук 40 атомных и все гидроэлектростанции, придуманные при Советском Союзе. Включая Эвенкийскую ГРЭС, которая, случись что, затопит половину Сибири - плотина стоит около Ледовитого океана... Электричество собирались продавать в Китай. Правда, китайцы об этом не подозревали. Энергетическая программа была сделана под безумную величину постоянного роста энергетики по 5% в год, все сводилось к обеспечению какой-то жутко энергоемкой промышленности. К счастью, начался кризис, и мы не успели накопать всех этих котлованов.

Проблема государственной политики - определиться, в какие отрасли, типы производства, технологии вкладывать. «Стратегия 2020» практически стратегией не является, решает узкие задачи министерств.

А за пределами 2020 года в стране нет стратегии ни в каком виде при отраслевых программах, сочиненных до 2030 года. Пример - энергетика.