Втягиваемся
ВТО — не подарок и не проклятие, само по себе вступление в организацию окажет незначительный эффект на экономику страны. ВТО — это инструмент: нужно, во-первых, уметь им пользоваться, во-вторых — понимать, что собираешься с его помощью сделатьВ конце апреля в Уральском федеральном университете (Екатеринбург) прошла традиционная, десятая по счету конференция по вопросам устойчивого экономического развития российских регионов. Идеолог и организатор мероприятия, Высшая школа экономики и менеджмента УрФУ, предложила в этом году обсудить первые итоги вступления России в ВТО.
Тематика вступления России в ВТО не нова, она активно обсуждается в научной и экономической общественности на протяжении последних 12 — 13 лет. Однако современный подход к оценке аспектов существования в рамках ВТО имеет ряд особенностей. Ректор УрФУ Виктор Кокшаров, открывая пленарную часть мероприятия, так обозначил новый контекст дискуссии: «Первый юбилей конференции, десять лет, совпал со сменой парадигмы экономического развития страны. Из периода быстрого экономического роста начала 2000-х годов, через очень тяжелый кризис 2008 — 2009 годов, мы сегодня переходим к модели умеренного роста. А некоторые экономисты говорят, что надвигается продолжительный период стагнации. При этом в стране меняется фокус долгосрочной экономической политики — мы берем курс на новую индустриализацию. Все это заставляет пересматривать многие принятые ориентиры развития. То же касается и ВТО».
Прямое сравнение российских условий вступления в ВТО с опытом сопоставимых стран не удается. Так, при вступлении России в ВТО больше всего обсуждались уровни импортных тарифов. Результаты переговоров, если кратко, таковы: в целом тариф по сравнению со средним за 2008 — 2010 годы сократится на 3,2 процентных пункта (п.п.); по сельскому хозяйству — чуть больше. Сокращение будет происходить в течение переходного периода, по отдельным товарным категориям он достигнет 6 — 7 лет. Россия вступала как развитая страна, поясняет руководитель отдела Института мировой экономики и международных отношений РАН Сергей Афонцев, а Китай, например, как развивающаяся:
— В развивающейся стране можно сохранять более высокие уровни пошлин, от нее требуют не так много. А по результатам десятилетия, последовавшего за присоединением к ВТО, средневзвешенный уровень импортных пошлин в Китае снизился на 5,5 п.п. Это существенно больше, чем ожидается у нас. Наши ближайшие соседи украинцы вступали по принципу «соглашаемся на все». Сначала Украина торговалась с ВТО за преференции, но потом пришел Ющенко и сказал: перестаем торговаться, подписываем все, как от нас хотят, потому что мы срочно хотим вступить в цивилизованный мир. Сейчас они имеют пошлины где-то в 1,5 раза меньше, чем те, что будем иметь мы. Поэтому прямое сопоставление того, что будет в России с тем, что сейчас мы видим на Украине, тоже некорректно.
Неравномерные выгоды
Центральный доклад на пленарной сессии, посвященный оценке влияния норм ВТО на российскую экономику, представил консультант Всемирного банка по вопросам ВТО, приглашенный профессор Российской экономической школы Дэвид Тарр:— Моделируя процесс, мы попытались выявить суммарное воздействие всех запланированных нововведений. В результате прогнозируем значительный рост и выгоду для России: около 3,3% ВВП в год в среднесрочной перспективе, около 11% — в долгосрочной.
Каковы источники роста? Во-первых, российский бизнес сократит совокупные издержки: предприниматели смогут закупать технологии дешевле. Легкий доступ к технологиям увеличит продуктивность. Во-вторых, влияние, которое окажет либерализация в области прямых иностранных инвестиций на сферу услуг. Эта сфера имеет огромное значение в мировой экономике: почти 50% зарубежных инвестиций в развивающихся странах притягивает именно она. В 2000 году, по словам Тарра, у русских была в этой области очень амбициозная заявка. (Хотя, как заметил Сергей Афонцев, при реальном вступлении России в ВТО фактическая либерализация на рынке услуг произошла по менее оптимистичному сценарию, нежели закладывалось изначально: упор был сделан на снижении тарифов на товары, гораздо меньше дискуссий шло о влиянии на сектора сферы услуг.)
В-третьих, ВТО сулит квалифицированному труду увеличение заработной платы. Именно за счет того, что выигрывают сектора услуг, связанные с притоком прямых иностранных инвестиций, квалифицированный труд, который в эти сектора начинает стекаться, может получить дополнительный доход. Этот вывод исследовательской группы Дэвида Тарра прямо противоречит расхожему в России мнению, что доходы наемных рабочих в результате внедрения норм и правил ВТО снизятся.
Какие сектора экономики ожидает развитие, а какие спад? Профессор Тарр утверждает, что наиболее перспективны металлургическая и химическая промышленность. Их развитие обеспечивает экспорт, они получают большую прибыль от повышения курса валют. Спад, по его мнению, грозит пищевой и легкой промышленности, сфере строительства. Негатив почувствуют некоторые сегменты машиностроения и нефтехимия. Аудитория добавляет, что есть и спорные отрасли: так, фармацевтика по мнению одних исследователей пострадает, по ожиданиям других — не заметит изменений, потому что пошлины снижаются на продукты, которые в стране не производятся.
— Какие-то из отраслей действительно находятся в менее благоприятных условиях, какие-то будут страдать больше, но даже в одной отрасли нет общей картины, — подтверждает Сергей Афонцев. — Если вы посмотрите на ситуацию с разделом «Машины, оборудование и электрооборудование», то в его рамках страдает одна подотрасль «Электрооборудование, электронное и оптическое оборудование», другие ничего не теряют, а некоторые выигрывают. То есть мы даже на уровне такой агрегации не можем выявить однозначно положительного или негативного влияния. Надо смотреть не на отрасли, а на конкретные товарные группы.
Что делать с секторами, которые ждет спад? Исследовательская группа РЭШ во главе с профессором Тарром предлагает ставить во главу угла человеческий фактор. Один из первых инструментов — введение надежных социальных гарантий для наемных работников. Цель — переквалифицировать и перераспределить работников, чтобы использовать их труд эффективно. При этом ученые подчеркивают, что субсидирование упадочных секторов (которым часто пользуются) во избежание сокращения производства создает преграды либерализации, принуждая потенциально способные к развитию сектора отказываться от найма новых сотрудников.
По представленным расчетам, на региональном уровне всех ожидает выигрыш. Но распределение неравномерно: оно зависит от привлекательности регионов для зарубежных инвесторов в секторе услуг. Большая прибыль ожидает западноевропейскую часть страны и Дальний Восток. Менее прибыльны будут Урал и Сибирь.
— Уральский федеральный округ выиграет, но меньше, — подчеркивает Дэвид Тарр. — Почему, когда у него металлургии больше? Потому что сектора услуг в структуре экономики меньше, и вероятность того, что иностранные компании в сектор услуг придут так глубоко на российскую территорию, тоже меньше. Соответственно, Урал выиграет за счет промышленности, но не возьмет того потенциального бонуса, который получит иначе расположенный Северо-Западный или Дальневосточный округ.
Сторонние факторы
Ни одно из исследований в рамках любых использованных моделей не нашло негативного эффекта от присоединения России к ВТО на макроуровне, продолжает в развитие темы Сергей Афонцев. Более того, снижение импортных пошлин влияет на развитие отечественной экономики существенно меньше, чем внутренние факторы, определяющие конкурентоспособность национальной экономики:— Этот вывод мы получили еще в начале 2000-х годов, он вызвал шок у широкой российской аудитории. Было грамотно показано, что изменение тарифов от присоединения к ВТО мало на что влияет. Эластичность объемов выпуска и заработной платы при изменении импортных пошлин в основном статистически незначима. Изменения если есть, то инфрамаржинальные: 3% максимум, все остальное — 1 — 2%. Этот результат воспроизводится с тех пор во всех исследованиях. Единственная отрасль, где тогда нашли спад, — пищевая промышленность. Но с тех пор в отечественном пищепроме ситуация кардинально поменялась — отрасль обновилась за счет прямых иностранных инвестиций.
Что это за факторы? В докладе Афонцев акцентирует внимание на трех. Первый — валютный курс. За весь переходный период импортные пошлины в России сократятся в среднем на 3,2 п.п., а укрепление валютного курса рубля за один лишь 2011 год оказалось эквивалентно сокращению пошлин на 4,7 п.п. «То есть за один год у нас съелся уровень защиты, который при присоединении к ВТО мы растягиваем на шесть лет. Ну и что, кто-то умер в 2011 году, по стране стоят обугленные остовы промышленных предприятий?» — иронизирует профессор.
Второй — логистика. Снижение издержек торговых операций, связанных с расстоянием, может привести к существенному росту металлургии. Чтобы получить это снижение, нужно либерализовать рынки транспортных услуг, консалтинговых услуг, связанных с обслуживанием операций внешней торговли, отчасти рынок финансовых услуг, чтобы эффективно взаимодействовать с зарубежными производителями. Пока они не либерализованы. Но если эта либерализация будет, то отдача окажется существенна: снижение на 10% этих издержек, по расчетам ИМЭМО, даст до 17% роста.
Третий фактор: «Низкая конкурентоспособность российских предприятий по сравнению с импортом обусловлена тем, что у нас производительность труда очень низкая. Вот модно сейчас говорить, мол, греки ленивые, они не работают, поэтому у них кризис. Но производительность труда обрабатывающей промышленности в России втрое ниже, чем в Греции. И в шесть раз ниже, чем в Австралии. В таких условиях нельзя достойно конкурировать».
Тем не менее представители системообразующих на Урале отраслей не всегда согласны с тем, что механизмы ВТО гибки или изменения пошлин не оказывают влияния на развитие местных производителей. Генеральный директор Группы «Синара» Михаил Ходоровский: «Серьезные ожидания отечественная металлургия связывала со вступлением России в ВТО. Данный факт подразумевал открытие для участников как внутренних, так и внешних рынков. Так, Россия существенно, примерно в три раза, снизила ввозные пошлины на многие виды трубной продукции. Однако в Европейском союзе продолжает действовать запретительная пошлина на российские трубы, более того, в 2012 году она была продлена на следующие пять лет. К исходу 2017 года пошлина будет действовать уже 20 лет. Это беспрецедентно по срокам: аналогичная ситуация сложилась только в отношении китайских производителей велосипедов. При этом объем российских поставок незначителен, менее 1% рынка ЕС, и не наносит ущерба европейской трубной отрасли. А наш внутренний рынок теперь открыт для иностранной продукции».
Протекционистские методы
Позиции исследовательской группы РЭШ противостоял главный научный сотрудник Норвежского института стратегических исследований Эрик Райнерт. Профессор Райнерт — известный поборник мощной индустриализации и развития промышленности во всех странах, сторонник протекционистских мер и противник торговых союзов. Свою позицию он отстаивал в Екатеринбурге уже не в первый раз (см., например, «Как России стать богатой» , «Э-У» № 47 от 28.11.11).— Почему-то среди большинства современных политиков модной считается мысль о том, что Россия после вступления в ВТО станет богатой страной. Греки, например, тоже думали, что, присоединившись к Европейскому клубу, они разбогатеют. Но этого, как видим, не произошло. Они вступили в ЕС и обеднели. Мексика, войдя в NAFTA (североамериканское соглашение о свободной торговле. — Ред.), была уверена, что это принесет ей значительные дивиденды. Но и она обеднела. Я не хочу, чтобы то же произошло с Россией. Мне кажется, что оставаться за пределами ВТО для вашей страны было выгоднее. Пока Россия имеет относительную свободу в принятии решений. После переходного периода и вступления в силу всех норм ВТО свободы явно поуменьшится. Поэтому у вас осталось не так много времени для реиндустриализации. А ведь именно промышленность создает богатство. Это понимал еще Петр I.
Не зря он ездил за опытом в Голландию. В те времена многие задавались вопросом, в чем секрет богатства этой страны.
И почти все констатировали, что формула успеха — диверсифицированный промышленный сектор, отход от концентрации на сырьевых материалах.
Как развивать промышленность? Нефтегазовый сектор, считает норвежец, нужно использовать как курицу, несущую золотые
яйца. А параллельно можно импортировать продукцию машиностроения (но не всю, а ту, что не производится в стране) и развивать высокотехнологический сектор. При этом очень важно вовремя отслеживать базовые инновации, возникающие за рубежом. «Сейчас эра информационных технологий, потом будут нанотехнологии, далее — биотехнологии. Вовсе не обязательно, чтобы Россия начала производить компьютеры. Но вы должны смотреть на структуру импорта и выявлять сегменты, где с минимальными усилиями вы можете нарастить производство. Я уверен, вы зачастую импортируете такие вещи, которые совершенно не обязательно импортировать», — не отступается Эрик Райнерт.
Протекционистскую позицию Райнерта разделяет и главный редактор журнала «Эксперт» Валерий Фадеев:
— Принято считать, что западные страны не производят стандартной промышленной продукции. Это не так. Мы отстаем по производству точной машиностроительной продукции на душу населения в 10 — 15 раз от европейских лидеров. Но мы и в обычной мебели, например, также отстаем. В США мебели производится в 25 раз больше на душу населения, чем в России. Пластмассы — в 24 раза больше. И по другим нехайтековским продуктам — та же история. Я, следуя профессору Райнерту, считаю, что нужно производить как можно больше разной продукции. Только тогда мы можем надеяться, что огромная территория России будет пригодна для жилья. И сейчас, когда страна вползает в депрессию, безусловно, мы должны продвигать эти идеи: без мощной индустрии не будет никакого развития.
Работа сообща
Полюса дискуссии примиряет директор департамента торговых переговоров Минэкономразвития России Максим Медведков:— В обществе продолжаются дискуссии, в результате которых участие в ВТО представляется зверем, который будет бегать вокруг нашей экономической политики и ограничивать наши маневры, возможности для реиндустриализации, о которой нынче много говорят. Это абсолютно не так. Опыт разных стран показывает, что вся структура ВТО никак не препятствует реализации национальных индустриальных программ развития, которые страна хочет осуществлять. Если мы захотим завтра построить коммунизм и сориентировать на это всю промышленность, мы можем это сделать.
Главный вопрос, по мнению чиновника, заключается в том, как и какие инструменты мы должны использовать для того, чтобы добиться цели.
— Сейчас на слуху многочисленные жалобы наших аграриев о том, что вступление в ВТО существенно мешает реализации их планов развития. С одной стороны, у нас действительно было по некоторым позициям сильное сокращение импортных пошлин, но очень незначительное в своей массе. С другой — у нас есть законный инструмент в защиту внутреннего рынка — введение селективных мер на то время, которое необходимо для модернизации промышленности. Посмотрите статистику за последние 15 лет: по просьбе промышленности введено более 25 мер защиты рынка, по просьбе аграриев — ни одной. Они должны написать заявление, привести по рынку аналитику, прийти в соответствующую комиссию и сказать: нам плохо, защитите нас.
При этом Максим Медведков убежден, что российская сторона очень эффективно ведет переговорный процесс. Тезис поддерживает Сергей Афонцев:
— Помимо непосредственно тарифов, есть много нетарифных инструментов регулирования. Здесь мы должны знать, что практически все нетарифные вопросы, по которым были установлены приоритеты российским правительством, разрешены с успехом для нас. Одно из важнейших достижений — мы отстояли режим промышленной сборки в автопроме. Запрет на открытие филиалов иностранных банков — как мы хотели, так и сделали. Переходный пятилетний период на рынке страховых услуг получили. Сохранили инвестиционные льготы для особых экономических зон в Ленинградской и Магаданской области до 2016 года. Есть добро на повышение возможного уровня поддержки сельского хозяйства. Сохранение режима тарифного квотирования по мясу — очень болезненная сфера, но даже там мы, с одной стороны, сохранили тарифный барьер, а с другой — активно принимаем санитарные меры по импорту дешевого мяса. То, что мы эффективно сработали в процессе переговоров, — факт.
В сфере горизонтальных субсидий, регулирования цен на электроэнергию, на услуги естественных монополий у нас нет никаких ограничений со стороны ВТО, подчеркивает Максим Медведков. Если мы завтра хотим понизить цену на газ, например, как это сделано для производителей определенных товаров в США, это легко можно сделать. То же касается и цен на перевозку по железной дороге или тарифы на электричество. У нас есть возможность и регулировать стоимость денег, и ограничить трудовую миграцию и проч. Возможны даже методы поддержки, связанные с субсидиями. Существует точка зрения, рассказывает Медведков, что ВТО запрещает поддержку промышленности через субсидии. Но это не так. В ВТО есть две запрещенные субсидии: на экспорт и на импортозамещение. Все остальные либо разрешены, либо их предоставление обусловлено теми или иными требованиями (например, если предоставляют субсидию какому-то предприятию, то в результате этой субсидии не должны серьезно пострадать иностранные поставщики соответствующего товара). «Так что это вопросы не ВТО, а приоритетов национальной экономической политики, никто нас здесь не ограничивает», — подчеркивает докладчик.
Есть методы посложнее, например, связанные с государственными закупками. В России объемы программ государственных закупок достигают, по разным оценкам, 6 — 8 трлн рублей.
И эти средства могут быть абсолютно законно с точки зрения наших обязательств перед ВТО использованы на закупки только российских товаров. Максим Медведков приводит пример:
— Одна страна из членов ВТО для развития регионального сельского хозяйства приняла законодательное решение, что вся еда в школах и больницах должна быть сделана из продуктов, произрастающих в радиусе 100 км от столовой. Это мощнейший толчок, потому что аграрии знают, что на много лет вперед им гарантирован сбыт.
Этот инструмент можно использовать не только в отношении продовольствия, но в отношении любых государственных закупок. При этом, конечно, стоит четко понимать, что это связано с дополнительными расходами бюджета, поскольку власти начинают давать преференции не обязательно эффективным производителям. Но либо мы помогаем своим на какой-то период времени для того, чтобы они окрепли, либо мы экономим средства из бюджета, и тогда соотечественникам будет все сложнее конкурировать с иностранцами.
Максим Медведков завершает доклад на объединяющей интенции:
— Мы вступили в ВТО не для того, чтобы потом думать, как себя спасти, а для того, чтобы решать конкретные задачи для будущего экономического развития страны. Сейчас идет Дохийский раунд переговоров по новым правилам торговли. Он буксует из-за ряда причин, тем не менее все надеются, что рано или поздно они разрешатся. Для России благоприятное завершение Дохийского раунда означает массу выгод. Например, ЕС, который в течение многих лет разрушал наше сельское хозяйство (давал мощнейшие субсидии своим агропроизводителям), в результате этого раунда должен будет сократить объемы государственной поддержки своих аграриев кратно. И может получиться так, что в скором будущем Россия станет поставщиком продовольствия в ЕС, а не наоборот, как сейчас.
Но нам нужно от экономического и экспертного сообществ четкое понимание — надо ли Минэкономразвития и той команде, которая представляет наши интересы в ВТО, стремится к завершению Дохийского раунда? Если да, то каким конкретно предприятиям, каким регионам это поможет? И тогда мы концентрируем усилия для достижения этой цели. Если нет, то что нам нужно отстаивать? На предстоящем этапе министерство экономического развития РФ не сможет работать в одиночку: для более эффективных переговоров требуется консолидированная позиция, выражающая интересы экономического сообщества страны в целом и конкретных регионов и городов.
Дополнительная информация.
Крупнейшее научное событие в стране
— так оценивает X конференцию по вопросам устойчивого экономического развития российских регионов директор Высшей школы экономики и менеджмента УрФУ Сергей Кадочников.— По составу экспертов это событие уникально для нестоличной России: для работы на юбилейной десятой конференции приехали более десятка ведущих иностранных специалистов — представителей исследовательских центров, занимающихся вопросами мировой торговли. Традиционно в апрельской конференции ВШЭМ УрФУ присутствовал звездный состав и российских участников. Были представлены центральные российские институции, которые имеют исследовательские подразделения в области ВТО. В первую очередь, конечно, это Российская экономическая школа: в последние три года в вузе велись крупные исследовательские проекты по оценке влияния изменения тарифов и пошлин на отечественную экономику как в национальном масштабе, так и в разрезе конкретных регионов. В этих исследованиях участвовал консультант Всемирного банка по вопросам ВТО Дэвид Тарр как приглашенный профессор РЭШ. Его доклад стал одним из самых ярких выступлений на конференции. Для нас также важно, что на конференции активно работали представители Института мировой экономики и международных отношений РАН и исследователи из Санкт-Петербургского государственного университета, где в течение многих лет работает единственная в России кафедра, имеющая статус кафедры ВТО. Чрезвычайно знаменательно, что в пленарной дискуссии выступил директор департамента торговых переговоров Минэкономразвития России Максим Медведков. Этот специалист обладает, пожалуй, наибольшим количеством информации о том, как проходило вступление России в ВТО: с 2000 года он возглавлял ход переговоров в этом непростом процессе.
Важно, что кроме двух больших пленарных сессий на конференции два дня работало множество тематических секций и круглых столов; проводились семинары и лекции, читались доклады. Особенно хочу обратить внимание на круглый стол, посвященный российским научным журналам в области экономики и менеджмента. Развитие научных журналов — одна из самых острых тем позиционирования российских ученых на международном рынке. Статус дискуссии был очень высоким, во многом благодаря поддержке со стороны министерства образования и науки Российской Федерации. От лица этого ведомства в работе круглого стола принял участие замминистра Игорь Федюкин, который курирует развитие научного сектора в стране.
Впервые в рамках наших апрельских конференций была так широко представлена тема менеджмента и бизнес-образования. В течение двух дней конференции проходил семинар-мастерская по современным проблемам образования в области менеджмента блестящих зарубежных и российских специалистов, в числе которых Хулио Ургель, заместитель генерального директора Европейского фонда развития менеджмента (Брюссель), на сегодня, пожалуй, самой уважаемой ассоциации бизнес-школ мира. Также мне приятно отметить, что мы провели отдельную научную сессию, организованную недавно созданной в ВШЭМ УрФУ исследовательской лабораторией, занимающейся изучением международной и региональной экономики. Эта лаборатория — первый проект подобного рода в регионах России, для работы в ней мы пригласили на постоянную основу выпускников PhD-программ ведущих европейских университетов.
Самоуважение как фактор роста
Нормы ВТО не окажут ощутимого влияния на развитие отечественной промышленности до тех пор, пока не будут разрешены внутренние проблемы. И подступаться к ним нужно, ориентируясь на мнение локальных индустриальных игроков, уверен заместитель генерального директора УГМК Евгений Брагин.— Далеко не все вопросы развития экспорта регулируются соглашением о присоединении к ВТО. Например, вопрос защиты рынка: снижение среднего экспортного тарифа ожидается на уровне 5% к 2016 году. Но 5-процентная девальвация рубля сводит это изменение в ноль. Если разделить процесс на четыре года, то в реальных деньгах это 50 копеек к курсу евро в год. Поэтому любые исследования показывают, что промышленность не видит какого-то заметного влияния от вступления в ВТО на свою деятельность, так как обычные колебания валютных курсов и так превышают эту цифру в 50 копеек. Казалось бы, это значит, что ВТО не помешает развитию нашей промышленности. Однако каково оно?
Если смотреть общепринятый критерий — рост ВВП на душу населения, то страна вроде сохраняет какие-то темпы роста. Но мы в УГМК обычно используем для оценки развития страны показатели внутреннего потребления металлов (и конкретно меди) на душу населения. И это потребление в России давно не растет. А находится оно ниже среднемирового уровня: то есть мир в среднем, включая Африку, активнее инвестирует в инфраструктуру, энергетику, транспорт и другие сферы, генерирующие конечный спрос на медь.
Здесь вопрос не в том, что у нас сырьевая зависимость и мы страна, ориентированная на экспорт. Например, кто больше угля добывает: Россия или Евросоюз? Евросоюз, причем цифры 335 и 590 миллионов тонн не в нашу пользу. А если считать экспорт ресурсов на душу населения, то такие страны, как Швеция, Норвегия или неевропейские Чили и Канада экспортируют не меньше сырья, чем мы. Но в их экспортной структуре значительно выше доля машиностроения и других сложных производств, которых в нашем экспорте нет. Что, кстати, и обеспечивает им высокое внутреннее потребление меди на душу населения.
Почему мы стагнируем? Если правильно считать затраты на тонну продукции, то у нас электроэнергия, газ и рабочая сила стоят ровно столько же, сколько в США, и приближаются к Европе: здесь мы не имеем ни малейших конкурентных преимуществ. При этом у нас гигантские логистические издержки. Например, стоимость транспортировки железной дорогой относится к транспортировке морем грубо 10 к 1. От Урала до российских портов даже на западе страны расстояние около 2 тыс. километров. Это эквивалентно 20 тыс. километров морем — можно провезти любой груз откуда хотите.
А еще у нас гигантские издержки внутреннего регулирования, и дело не только в таможне и налоговых органах. Есть сферы и похуже. Вот в 2002 году была запущена реформа технического регулирования. Ее успешно провалили, хотя все отчитались: нарисовали дорожные карты и технические регламенты. Но главную суть — снизить стоимость регулирования — забыли. А цена вопроса гигантская. В прошлом году мы провели большую работу, пытались бороться с законодательством по промышленной безопасности. Мы посчитали, сколько стоит нам выполнение этих неочевидных норм и правил. Получилось, что неэффективное регулирование в этой сфере обходится российской промышленности в 30% промышленных инвестиций. Несуществующий фантом сжирает 30% вложений: 1 трлн рублей в год мы тратим просто так. Любой новый промышленный объект, построенный в России, выходит на 30% дороже такого же объекта, построенного где бы то ни было. При том что подобного законодательства в мире нигде нет, и если разбираться, то у этого законодательства нет даже четкого предмета регулирования.
Нужно четко уяснить, что любое регулирование, даже самое важное и нужное, — это издержки, которые оплачиваем мы с вами. И мы должны абсолютно четко понимать, зачем мы несем эти издержки: что получает общество от наличия или отсутствия этой конкретной формы, этой конкретной бумажки. И если внятного ответа нет, то такую бумажку нужно уничтожать не глядя.
Часто звучит: вот придут инвесторы, и будет всем рай. А я всегда в таких случаях задаю вопрос: а они что тут забыли? Что они будут здесь делать с учетом перечисленных трудностей? Единственные крупные и надежные инвесторы, на которых можно с уверенностью рассчитывать, — это мы, уже существующие российские компании. И поэтому все изменения делового климата, повышение инвестиционной привлекательности, оптимизацию избыточного регулирования нужно прорабатывать с нами. А когда получится модель, работающая на нас, тогда, может быть, придет кто-то еще.
Партнер проекта
