Страна слепых

Максим Стародубцев

Креативность или иерархичность? Конкурентоспособность или сервильность (напомню: официальная форма подчинения господину с признанием законности и желательности такого подчинения, принципиальная лояльность к власти, раболепство, прислужничество, рабская угодливость)? На мой взгляд, выбор между этими понятиями как нельзя точно определяет дальнейший путь развития нашего государства.

Экономисты утверждают: контроль над источником всеобщего благосостояния формирует склонность к инвестициям, нацеленным на упрочение репутации власти. Другими словами, рецепт «хлеба и зрелищ» обеспечивает стабильность навязываемой властью иерархии отношений, снижает планку административного управления до удобного образа «доброго царя», разбрасывающего деньги армии и сирым.

Таким образом, проявление воли к преодолению морока сегодняшнего объективного (от пресловутого внешнеэкономического везения) благополучия — задача больше из области психологии. И у наших лидеров (что нужно поставить в заслугу нынешней власти) есть представление об условиях сохранения конкурентного суверенитета: отсюда и планы «удвоения ВВП», и «нацпроекты».

Вот только поверить в перспективу воплощения слов в делах не получается. Потому что мотивчик «Back in USSR» изпод стен Кремля только подчеркивает параллели с недавним прошлым, когда видимость еще большей стабильности обещала «построение коммунизма к 1980 году», «создание лучшего в мире автомобиля» и т.п. Ну и где все это? А ведь вряд ли хотя бы один более-менее приличный «единоросс» решится подумать, что по поводу его партии напишут: «…мальчики иных веков, наверно, будут плакать ночью о времени большевиков» (Павел Коган).

Совершенно игнорируя уроки истории 15 — 20летней давности, мы зачем-то снова бросаемся в затяжной прыжок на те же грабли. Делаем вновь актуальной поговорку «критиковать начальство — что плевать против ветра». Хотите пример? На местах мы видим, что уровень аппаратной проработки очередной «пятилетки», «национальных проектов», крайне плох. А результаты работы правительства можно определить как «стагнацию», отметив мелкотравчатое лоббирование интересов сверхкрупного олигархата. Тем не менее люди, оставшиеся до мозга костей советскими, привычно рапортуют: «задание партии выполним». И им не стыдно.

Вместе с тем  снова, как во времена их юности, в моде бить оппонента не делом, а идеологически выверенным (только теперь желательно публичным) доносом.

А если жертва не в состоянии менять партбилеты как средства индивидуальной профилактики, то доверительная беседа с представителем власти заканчивается оговоркой: «Мы признаем нужность вашего труда и ваш профессионализм, но не можем открыто пользоваться вашим продуктом». Я утверждаю это со знанием дела. Выходит, чтобы эффективнее работать на благо отечества, нужно менять политическую окраску? Стать под угрозой отлучения от системы и невостребованности лицемером? Выходит.

Да вот только страх перед «начальством» (плюс «жираф большой, ему видней») подавляет необходимость рисковать в поиске нового. Как следствие, отечественная экономика при всеобщем молчании все более вертикализируется и концентрируется. Центр системно дублирует советскую «исполнительную вертикаль», окончательно оформляя тотальную зависимость покорных регионов от столицы.

В то же время декларации о поддержке инноваций, малого и среднего бизнеса (как когда-то внутрипартийной демократии и новых форм хозяйствования) логично остаются «бумагой». Оно и понятно: «Если государство и крупный бизнес получают стабильную высокую ренту с природных ресурсов, они не заинтересованы в проведении институциональных реформ. Для России это невероятно актуально», — справедливо отмечала доцент кафедры мировой экономики Уральского государственного университета Ольга Яшина (см. «Мечты о Норвегии», «Э-У» № 48 от 19.12.05). Таким образом, людей, самостоятельно мыслящих и действующих, уже ведущих, а тем более желающих начать собственный бизнес в стране, — все меньше.

Кризис с трудоустройством в частной сфере компенсируется ростом числа госслужащих, включая штат налогового ведомства, увеличившегося в результате административной реформы еще на 50 тысяч человек. А бюрократ, сидящий на стабильных источниках кормления, не страдает излишним «креативом»: думаю, это понятно. И значит, что как основополагающий принцип профпригодности побеждает сервильность. А в целом одерживает верх психология пассивности, паразитизма.

Как тут не вспомнить вождя мирового пролетариата с его «политикой как концентрированным выражением экономики». А вспомнив, стоит ли удивляться унылости общественно-политического пространства: «инновационный бизнес» свернут, он так и не вышел из состояния убогости. Хотя и тут был шанс для обновления — в многообразии партий (обеспечивающих выбор идей и программ), начавших блокироваться, пусть порой противоестественно, но стимулируя общий поиск. Увы, все закончилось реанимацией мумий. И теперь «брендованные» реликты типа Явлинского или Рогозина уверенно утверждают: «А вы никуда не денетесь».

А когда исчезает конкуренция снаружи, не может быть и речи о демократии, то есть творческом поиске, внутри.

Я не знаю, решимся ли мы на должный комплекс мер, допускающих эффективность естественного отбора, без которого невозможна эволюция ни среди птичек, ни среди товаропроизводителей. Пойдем ли мы на риск императивного формирования демократии в экономике, зная, что последнее вызовет и независимость политических суждений? Не знаю, не уверен… Но знаю, что в биологии игнорирование принципа конкуренции однозначно ведет к вырождению. Те, кто не хочет говорить о коммунистах, могут вспомнить про динозавров. В ожидании очередного «Лебединого озера» по всем телеканалам.

Уважаемый читатель! zai@expertural.ru — по этому адресу мы ждем ваших отзывов на публикации и предложений новых тем.