Патриотизм здесь ни при чем

Борис Бабаян

Россия кардинально отстала от мировых лидеров производства микропроцессоров. Однако идея создания российской «силиконовой долины» продолжает будоражить умы. Борис Бабаян, член-корреспондент РАН и почетный сотрудник компании Intel, стоял у истоков создания российских процессоров, много лет потратил на разработку российского процессора «Эльбрус» (его разрабатывала одноименная компания, председателем совета директоров которой Бабаян был с 1996 по 2004 год). А в конце концов, не только перешел в компанию Intel, но и привел за собой большую часть специалистов. Бабаян убедился на собственном опыте: у нашей страны только один путь развития этой отрасли — тесная интеграция российской науки и ведущих международных компаний.

— Борис Арташесович, вы утверждаете, что российский процессор на уровне мировых аналогов — не реально. Почему?

— Микропроцессоры — это хайтек хайтека. Ничего более сложного в этой индустрии нет. Что значит создать полноценный процессор? Во-первых, нужно сделать проект. Это колоссальные вложения, которые мы в свое время недооценивали. Сейчас моя оценка — 150 млн долларов минимум, а крупные фирмы тратят до миллиарда. Предположим, нашли деньги. Вторая проблема: чтобы разработка окупилась, она должна быть на пике прогресса. Отставание даже на одну ступеньку недопустимо: продукт никому не нужен. Чтобы держаться на пике технологии, нужно работать в тесной связке с фабрикой по производству чипов, это дает знание всех нюансов производства. Но у нас нет фабрики, поэтому мы вынуждены ждать завершения производственного процесса и только после этого вносить коррективы в продукт. Так закладывается отставание от прогресса. Допустим, вошли в доверие к фабрике и наладили взаимодействие. Пусть у нас есть хорошие идеи, но весь процессор на собственных идеях не построить — нужно использовать чужие патенты, а они очень дороги. И это сделали. Выпустили хороший процессор. Но его никто не покупает, потому что о нем никто не знает, продукт новый и в нем не уверены. И даже если это преодолели — у нас нет торговой сети. Как его продавать? В свое время мы прошли и поиски фирмы-партнера, и поиски инвестора. И поняли: создать свой продукт невозможно. Единственный способ для российских разработчиков — прислониться к крупной международной компании. Чтобы в России развивалась эта отрасль, нужно затаскивать сюда западные фирмы с их технологиями. Они будут строить у нас свои фабрики, вкладывать в образование, науку. Псевдопатриоты, которые ноют, мол, все отдали американцам, ничего не понимают. Когда в стране открывается филиал западной компании — это благо, поскольку в него начинают перетекать технологии и финансы. Самостоятельного варианта просто нет.

— Какие плюсы появились у вашей команды после начала сотрудничества с Intel?

— Сейчас мы проектируем новейшие микропроцессоры. А до этого копались непонятно в чем. Появился реальный шанс использовать все наши идеи и технологии, колоссальные возможности для творчества, опыт партнеров, обучение. Intel тратит огромные деньги на подготовку российских специалистов. Я не могу назвать ни одного отрицательного последствия. Есть и деньги для разработчиков, и признание во всем мире. А что еще ученому надо? Я считаю, что это американский менеджмент работает на нас, дает нам возможность заниматься своим делом. Создалась ситуация, при которой Intel, разработчик технологии, вынужден поднимать научный уровень в России по двум причинам. Первая: у нас дешевле рабочая сила, и если они не будут заниматься здесь разработками, это сделают их конкуренты. Вторая: они заинтересованы в развитии российского рынка. Оба этих фактора работают на пользу стране. Свои фирмы у нас тоже появятся, дайте время. Главное привести в страну технологии. Под любым соусом.

— Как получилось, что Россия безнадежно отстала от Запада?

— Советская эпоха была неплохим временем для моего коллектива, создававшего микропроцессоры, но командная экономика накладывала отпечаток на всю науку. Нам повезло, в нас много вкладывали, и отдача была большая. Но часто деньги уходили на абсолютную ерунду. Например, в середине 60-х правительство и Совмин приняли решение копировать американскую технику. До этого существовало колоссальное количество школ и направлений, была конкуренция между ними. И вдруг возобладало мнение, что надо копировать зарубежное, а весь спор свелся к тому, что именно будем копировать. Но копирование — это уже как минимум 10-летнее отставание. И это при том, что были собственные разработки мирового уровня. В 1985-м наша группа была впереди всех: мы серийно выпускали второе поколение суперскалярных процессоров (они отличаются способностью выполнять несколько команд за один такт за счет особой внутренней логики их интерпретации), когда американцы еще не приступили к первому, а у нас оно было создано еще в 1978-м. К сожалению, большая часть разработчиков была занята копированием и с трудом понимала, как все это работает.

Еще одна беда советского времени: все финансирование шло через военных. Они были как министерство финансов. В Америке тоже все начиналось с военных разработок (подобные исследования слишком рискованы для частных инвестиций), но очень скоро, как только стала видна практическая польза, коммерческая сторона рванула вперед. Государственный заказ перестал определять лицо отрасли. Там давно уже военные заказы не касаются вычислительной техники, а у нас до сих пор все решают военные. И это плохо.

— На каком уровне находились советские разработки на момент развала Союза?

— Во многих областях потрясающе отставали, но именно в области проектирования процессоров мы были намного впереди и до сих пор лидируем. И это не похвальба — факт признан всеми. Но это только отдельный островок. Повторюсь, всю производственную цепочку нам не потянуть.

— Как удалось сохранить научный потенциал в 90-е?

— Выжили наиболее достойные, а бездельники и прихлебатели ушли из науки. Я уверен, что настоящий ученый должен не просто делать свое дело, но и уметь доказать, что оно заслуживает внимания. В те времена компания «Эльбрус», созданная на базе нашей исследовательской группы, работала на аутсорсинге для многих западных компаний. У нас не было розничных продаж. Но наши идеи были настолько востребованы, что мы могли выбирать, с кем сотрудничать. Специально искали крупных заказчиков. Только для компании SUN Microsystems у нас работало по 350 человек. Позже на основе этих разработок возникла известная компания Transmeta.

— Какие сложности возникали при работе с западными компаниями?

— Главная была в том, что мы работали на аутсорсинге, а при такой форме сотрудничества партнеру доверяют далеко не все. Мы уже фактически выступали в роли филиала, но нам никогда не давали ключевых разработок, нас не допускали до внутренней сети компании. И дело было скорее даже не в нас. Просто не было доверия к стране. Сейчас, когда мы работаем как филиал Intel, свободы, конечно, меньше. Зато у нас огромный фронт работ и все ресурсы транснациональной компании.